rus_turk

Семипалатинск, областной город своей области (Семипалатинской), построен под 50°24’ и 23’’ сев. шир. и под 97°55’ и 33’’ восточ. долготы от фероского меридиана и, по определению великого Гумбольдта (посетившего Западную Сибирь в 1829 году), возвышается над уровнем океана на 710 футов. Он расположен на правом и высоком берегу реки Иртыша или, точнее, речки Семипалатинки, которая есть проток большого русла и ближе к городу на 150 саженей. Весной, песчано-залежная коса (остров) между Семипалатинкой и Иртышом понимается общими обоим руслам водами. Город этот, один из важнейших теперь пунктов нашей торговли с Среднею Азией (подобно Петропавловску в Тобольской губернии и Троицку в Оренбургской), отстоит от Петербурга на 4028 верст, а от Москвы на 3355. Его окружные города (Семипалатинской обл.) внешних округов отстоят от него: Усть-Каменогорск 205, Кокпектав 360, Сергиополь 2717¼, Копал 634 версты, а город Алматы (укрепление Верное) в благословенном Заилийском крае на 1014 верст [Копал и Верное отошли в 1865 году к Туркестанской области]. Кроме своего важного торгового значения, он не менее важен теперь и стратегически, ибо, соединяясь с Омском всюду свободным плаванием первостепенной реки (Иртыша), он между тем крайний значительный военный город России на пути в глубину Средней Азии. От него до Ташкента 40 дней караванного ходу и 1003 версты, до Кашгара 40 же дней и 1135 верст, до Кульджи 25 дней и 665 верст, а до Чугучака (значительного города в Западном Китае) только 12 дней и лишь 378 верст. Стало быть, тут внутренний Китай почти под боком, да и Индия недалеко!

Почва в Семипалатинске и его окрестностях большею частью наносный песок; инде же на глинистом сланце лежит и пласт гальки. Берега Иртыша тут состоят тоже из этого сланца с инде толстыми кварцевыми жилами. В 7 верстах к северу есть сосновый бор с песчаными дюнами; а на северо-западе леса березовые; тополь и тальник. На Иртыше 5 островков, поросших тальником, тополем, березой, черемухой, багульником и разными плодовыми кустарниками. Ширина реки здесь, осенью и зимой, около 200 саж., а весной в разливе и до 400. Вода мягкая и здоровая, красной рыбы: осетра, стерляди, тайменя очень много; а о множестве простой рыбы уж и не говорим. Судоходство от Омска совершенно свободно; пороги хотя и есть, но уже за Семипалатинском, вверх по течению реки к Усть-Каменогорску и Бухтарме, где судоходство делается ненужно. С 1862 года пароходное сообщение с Тюменью установилось правильно и беспрепятственно даже и для больших пароходов. Семипалатинск имеет до 3-х верст в длину и до 1½ версты в ширину (с скотским выгоном в 8672 дес. и 181 квадр. саж.). Он очень красив, если глядеть на него из-за Иртыша, и хорошо обстроен, но город совершенно уже азиатский! В нем только 2 церкви (обе каменные), но зато семь мечетей, из коих одна каменная соборная с двумя минаретами прекрасной архитектуры, оконченная лишь в 1862 году. Из 8997 ж. о. п. к 1-му январю 1864 года, считалось 4806 магометан, стало быть, половина всего населения.

Расположение города то же самое, как и везде здесь на киргизской линии (Сибирской и Оренбургской): в Омске, Оренбурге и других бывших стратегических пунктах военного и тревожного времени XVIII столетия. В центре крепость, кругом форштаты: козачий, русский, татарский, ташкенский. Здесь находятся штабы 7 Западно-Сибирского линейного батальйона и 8 округа Сибирского козачьего войска. Домов: каменных казенных 2, деревянных 13, общественных 4, частных: каменных 1 и деревянных 1128. Есть недавно построенная обширная гражданская больница, уездное училище (тоже недавно открытое) и приходское; женская школа (единственная покуда во всей области) с 21 ученицей (всех учебных заведений в области 27 с 994 учащимися об. пола); 7 магометанских школ (медресе), по одной при каждой мечети, и 1 козачья полковая.

Вообще, Семипалатинск содержится чисто, на площади перед крепостью разведен бульвар и насажены в два ряда тополи. В Семипалатинске центр гражданского военного управления областью; живет военный губернатор, который соединяет с сим званием командование всеми войсками, в области расположенными; находится областное правление и все части административные, от него зависящие. Общество военных и гражданских чиновников довольно большое и оживленное; да и торгующее сословие мусульманское живет сыто и не прочь от веселости и общительности. Купцов местных: почетных граждан, записанных в 1-ую гильдию 3 капитала, 2-ой гильдии 378, сверх сего купцов иногородных 109 и так называемых «иногородных гостей» 20. Ревизских мещан считается 1185 душ (женщин 1021). […] Впрочем, за исключением Семипалатинска, который считается в числе людных и богатых городов сибирских, города области только что зарождаются. […]

Климат здесь умеренный, морозы редкую зиму доходят до 30° [30°R = 38°C. — rus_turk.], летом же бывает в тени до 30 и 32° [38—40°C. — rus_turk.]. Однако замечено, что в последние 35 лет жары сделались сноснее. Старожилы помнят, что зной бывал прежде так велик, что жители с 8 ч. утра до 7 ч. веч. вынуждаемы были запирать ставни; а на раскалившемся уличном песке нельзя было ходить босиком, подошву жгло! […] Говоря вообще, здешний климат здоров, только сух; что и очень понятно на окраине такой громадной, маловодной и песчано-глинистой степи. Обыкновенные здесь болезни: лихорадки и горячки. Смертность не велика. По отчету 1864 г., умерло 242 м. и 203 ж., родилось 240 м. и 222 дев. (из них незаконнорожденных 19). Привита оспа 218 младенцам. Иногда бывает здесь «сибирская язва» на лошадях и рогатом скоте (на людях очень редко, и то лишь при неосторожном уходе за больным скотом). Она начинается тем, что у животного на брюхе появляется подкожный твердый продолговато-круглый желвак величиною с куриное яйцо. Если врачебное пособие не подано вовремя, то он увеличивается через 2 либо 3 дня, животное издыхает. Здешние жители употребляют следующее лечение: распаривают в горячей воде листовой так называемый «линейский» табак, потом листья его натирают мылом, посыпают на них мелко истертый нашатырь и привязывают к больному месту, переменяя несколько раз в день и обмывая брюхо животного табачною водою. Это средство всегда действительно. К сожалению, и здесь (как везде в Сибири) ощутителен совершенный недостаток в врачах! В Тюмени, например, — где рабочего народу на суда, а ямщицко-обозного на торговые тракты сходится ежегодно свыше 2000, а местного, постоянного населения считается до 44.000 жит. обоего пола — всего один городовый врач на весь город и очень неказистая городская больница на 20 кроватей! То же и в Семипалатинске, где, как мы видели сие выше, почти на 9000 жит. об. п. (8997) только один же городовой врач! Здесь даже и городской больницы вовсе не было: заболевавших жителей и арестантов городовой тюрьмы отсылали на лечение в баталионный лазарет (7 линейного баталиона)! Мало и этого. В 1860 г. купцы Токарев и Исаев пожертвовали наконец капиталец на постройку больницы (у нас уж такая привычка, все валить на купеческие карманы), которая и обошлась в 6.300 р. с. (смета исчислена была в 8.600 р. с., значит, по смете требовалось 2000 р. с. лишних); но вот что говорит об этом 6 июля 1863 года (в «Тобольских губернских ведомостях») старший советник Семипалатинского областного правления Н. Абрамов: «Больница еще не открыта, пока по представленному начальству предположению будут определены средства для ее содержания!» Итак, три года стоит городская больница, предназначенная для города в 9000 ж. об. п., и еще не изыскано средств, ее открыть. Кажется, надо было сперва подумать о том, чем ее содержать, а потом уже построить. Само собою разумеется, что в Семипалатинске вольной аптеки нет ни одной. Даже и ветеринарный лекарь один (коронный) в таком центре, где скотоводство и коневодство составляют одну из важнейших статей благосостояния жителей области… […]

Всякие хлеба родятся хорошо, трав обилие. Огородный овощ отличный. Скота много, птицы домашней тоже. Нет только никаких металлических и минеральных пород, да и лесу мало. Но это общий недостаток всех южных степных местностей. Из насекомых, замечателен только тарантул. Это род паука, цвета темно-серого, величиною поменее грецкого ореха, кожа на нем волосистая, 8 ног, рот имеет две челюсти острые и сложенные как клещи, два усика. Челюстями своими тарантул ранит кожу человека и испускает из них белый как молоко яд. В минуту укушения чувствуешь жгучую боль. Укушенное место тотчас вспухнет, горит, зудит и краснеет; в самом месте укушения образуется водянистый пузырь и вокруг него рожевидная опухоль. Делается во всем организме жар и боль; появляются жажда, теснение под ложечкой и позыв на рвоту. Киргизы вылечиваются от укушения тарантула, обмывая пораженное место кумысом с примочкой из него же, либо если нет кумыса, то кислым молоком. Втирание прованского масла тоже полезно. Овца ест тарантула безопасно, посему он инстиктивно боится ее и бежит от запаха овчины либо войлока из овечьей шерсти. В жарких полях степи, где тарантула больше, нежели в Семипалатинске, казаки ограждают себя от него спаньем на подобных войлоках или подстилая под себя овчинные шубы. Тарантул живет в земляных норах.

В Западной Сибири, или, точнее сказать, во всей Сибири от предгорий Уральских до нынешних граней наших у Японского моря только две местности имеют важные исторические воспоминания, только два города богаты историческими событиями: Тобольск и Березов. Тобольск был не одно столетие «царствующим градом» всей этой громадной пустыни; Березов — великая драма ХVIII столетия. Все же остальные города учреждались и поддерживались, учреждаются и поддерживаются доселе с целями чисто административными, либо стратегическими, либо торговыми. То же самое представляет и Семипалатинск. Еще в царствование Петра Великого, сибирский губернатор князь Гагарин (тот самый, который впоследствии был повешен в Петербурге за взяточничество; искусный и умный администратор, надо отдать ему в этом справедливость, и много полезного сделавший в Сибири, зато ограбивший ее порядком и лихоимец хоть куда, в этот век таких взяточников, каковы были благодетели его князь Меньщиков и барон Шафиров!) писал государю, что в Малой Бухарии, около города Эркени на реке Сырдарье есть золотые россыпи. Что золото в россыпях в Бухарии есть, это факт; ибо еще в XVII столетии бухарцы, приходившие с караванами в Тобольск, продавали там это золото на вес, как и ныне сие в обычае в Калифорнии и в Австралии. Малая Бухария состояла тогда под властью джунгаров. Гагарин предлагал завоевать Эркени, а на пути следования в эту среднеазиатскую Колхиду за «золотым руном» (что доказывает, что греческие мифы имели практическое основание), строить крепости, чтоб обезопасить тыл войскам и иметь укрепленные складочные места для продовольствия. Мысль умная и впрямь государственная, но рано затеянная, ибо и граф Перовский не мог ничего в 1839 году сделать. Завоевание Средней Азии практически возможно будет лишь тогда, когда тыл всей нашей боевой линии от Каспийского моря до Западного Китая обеспечится прочными и густыми заселениями, и когда в самой степи (как сие и делается ныне постепенно) возникнет цепь укреплений и заселений как точек опоры для поступательного движения вперед. Так делают практики «par excellence» англичане в Индии, так завоевали ее они; а не скачками, как экспедиции Бековича-Черкасского и графа Перовского [так, наконец, теперь упрочивает себя у ворот Хивы и Бухары молодой, но уже покрытый славой генерал Черняев, покоритель г. Ташканта]. Петр Великий, получивши донесение Гагарина, послал в 1714 г. к нему подполковника Бухгольца, который заложил было в следующею 1715 г. Ямышевскую крепость (ныне в Бийском округе Томской губернии, в 1,128 верстах от Томска на юго-запад и на правом крутом берегу Иртыша); но джунгары, встревоженные появлением в их местах русских войск, требовали сперва настоятельно от Бухгольца, чтоб он удалился, а по получении от него решительного отказа, обложили нововозникшую крепость со всех сторон так плотно, что после двухмесячной осады и по истощении всяких средств к защите русские были вынуждены удалиться. Это происходило весной 1716 г. Бухгольц, поднимаясь по Иртышу, заложил тогда Омскую крепость. В 1717 г. подполковиик Метигоров заложил вновь Ямышевскую крепость, в 1717 же заложены Железинская и Колбасинская (впоследствии упраздненная), а в 165-ти верстах ниже сей последней, дворянин Василий Чередов основал Семипалатинск, который осенью 1718 г. был уже достаточно хорошо укреплен подполковником Ступиным, и тогда же в нем построена деревянная церковь во имя Св. Антония и Феодосия Печерских. В 1719 г. генерал-майор Лихарев привез в Семипалатинск из Абалакского монастыря (близь Тобольска) список с чудотворной иконы Абалакской Божией Матери. И этот список считается ныне чудотворным и именуется «Абалакско-Семипалатинский». Он находится в здешнем соборе, и жители имеют к нему особое благоговение, часто принося сию Св. Икону к себе в дом для совершения молебнов.

Семипалатинск назван так от «семи развалин» джунгарских. Историограф Миллер, путешествуя по Сибири, нашел в тюменском архиве грамоту царя Михаила от 25-го октября 1616 г., в которой эти «палаты» названы «каменной мечетью». В сущности же тут был ламайский монастырь (каковый и доселе есть в Забайкалье), сооруженный в 1648 г. Хаиба-Ламой (первосвященником у буддистов) Дорган-Цорджаном и разоренный около 1670 года в истребительную войну джунгаров с Китаем. И доселе здесь видны эти развалины, частью из дико-серого камня, а частью из кирпича. Кругом много курганов (могильных насыпей). Даже не далее как в 1855 г. при планировке площади, на которой стояли эти «семь палат», под новую таможню, найдены могильные склепы с человеческими остовами, разными вещицами из стекла, янтаря, сердолика, лоскутья шелковых материй, медные кайла, и даже — о суета сует! — модные булавки джунгарских красавиц с головками, изображающими птиц. Знаток буддизма, иркутский (а ныне ярославский) архиепископ Нил, говорит в своей диссертации о ламаитах: «По четырем сторонам могилы у буддистов зарывают четыре малые сосуда (бумба-дарема) с монетами, моржанами и разными блестящими вещицами (юсун-эрдениндзуйль). Посредине зарывают такой же сосудец, как и по углам». Нередко находят в сих склепах и золотые вещицы. На том, который открыт в 1855 году, лежал надгробный камень с иссеченным на нем человеческим лицом. Длина этого камня была почти в сажень.

Генерал-поручик Шпрингер (назначенный в 1763 году начальником всех сибирских линий) окончательно устроил Семипалатинскую крепость. Потом в 1783 г., с учреждением Колыванского наместничества, Семипалатинск сделан уездным городом. 1796 г. это наместничество упразднено, и Семипалатинск очутился заштатным Тобольской губернии. В 1804 г. его причислили к вновь открытой тогда Томской губернии. В 1822 г. по «Сибирскому учреждению» графа Сперанского, учреждена Омская область, и Семипалатинск опять назван окружным городом этой области. В 1838 г. Омская область закрыта и Семипалатинск (в который уж раз?) низошел в заштатные и снова причислен к Томской губернии. Наконец 19-го мая 1854 года, из частей, находящихся на левом фланге Киргизской степи, т. е. из Кокпектинского и Аягузского внешних округов, из Семипалатинска, Усть-Каменогорска и земель, занимаемых киргизами, кочующими на внутренней стороне Сибирской линии по правую сторону реки Иртыша, и наконец — из селений по Иртышской линии, от крепости Железинской до Малонарымска включительно, образована нынешняя Семипалатинская область. Семипалатинск возведен на степень «областного города», а козачьи станицы: Аягузская, Кокпектинская и Копальская сделаны «окружными городами». Дан Семилатинску и герб: «на лазоревом поле щита золотой навьюченный верблюд, а над ним серебряная луна и пятиугольная звезда; щит этот увенчан золотою городскою короной».

Но, невзирая на все эти колебания мероприятий административных, Семипалатинск, благодаря своему счастливому местоположению, рос постоянно, обстраивался хорошо, торговал еще лучше! Понятно, почему в нем теперь уже около 9000 жит. об. пола, и населения не бедного, чуть ли не сытнее тюменского, если взять массы. Собственно внутренняя торговля в нем ничего не значит. Она, как и во всех сибирских городах, только про обиход местных и окрестных жителей. В 1864 г. торговали в городе 84 купца (в 43 лавках) и 21 бухарец и ташкентец (кроме крестьян и иногородных приказчиков). Сумма объявленных капиталов простиралась до 256.400 р. с., но известно, что эти объявления всегда minimum действительности. Торг же с возов в особенности важен в зимние базары. Тогда съезжаются сюда линейские козаки с рыбой; бийские крестьяне с медом, маслом, мукой, овсом; киргизы с кошмами, армячиной, алачою (суконная пестрядь вроде ковра), сырыми кожами, мерлушкой, овчинами. Киргизы покупают ныне и немало хлеба. Иногда приходит в течение зимы собственно за хлебом до 1200 верблюдов, которые поднимают до 20.000 пудов муки и зерна. На верблюда обыкновенно кладут 4 капа (мешок из армячины), в каждом же капе мерный вес 4 пуда муки, зерна либо вещей: железные и чугунные изделия, сундуки, ситцы, плис, сукно, платки, нанка, линейский табак в листах (папушках) — одним словом, все, что нужно про киргизский домашний обиход. Подобная базарная торговля (хотя ее трудно усчитать) доходит иную зиму до 200.000 р. сер. Цены же на жизненные припасы здесь подороже, нежели в южных округах Западной Сибири, но все же сносны, а именно: ржаная мука 90 к. с., а пшеничная 1 р. с. (это везде так на юге, пшеницы больше сеют нежели ржи) за пуд; овес до 3 р. с. четверть, мед 4 р. 50 к. с. пуд (экая благодать! и притом бийский, чистое золото); пуд масла коровьего тоже не свыше 4 р. с.; дрова подороже, ибо безлесье, 4 р. 50 к. с. кубическая сажень; пуд сахару 14 р. с., а фунт хорошего чаю 1 р. 10 к. сер. (видно, что Китай под боком); наконец, табак линейский 60 к. с. за пуд, а шуба из киргизских овчин 2 р. 70 к. с., армяк 2 р. и сапоги 2 р. 25 к. с., холст же рубашечный хороший 6 к. с. аршин! Стало быть, жить очень можно! Даже десяток кульджинских яблоков (из Западного Китая) 25 к. с., а фунт винограду тоже не свыше 25—30 к. с. Экая, подумаешь, сытость, и не прав ли я был, говоря о России (в I томе «Описания Сибири»), что она общим благосостоянием, сытостью, чистотою построек, даже умственным уровнем крестьян — и в 50 лет еще не догонит нынешней Сибири… Вот что значит отсутствие крепостного права, свобода и простор! Даром что ссылочная сторонка.

Но внешняя торговля прогрессирует и не может не прогрессировать, ибо тут ей самые счастливые данные! Еще с начала XVIII столетия, когда возник в 1718 г. Семипалатинск, уже началась тут торговая мена с джунгарами и бухарцами (из Малой Бухарии). Уже с 1718 года, находился здесь таможенный смотритель, а с 1734 г. комиссар. В 1740 г. разрешено киргизам приезжать ддя торгу к крепости, но не свыше 25 человек за раз. Когда китайцы разгромили Джунгарию в 1758 г., киргизские кочевья начали придвигаться ближе к Семипалатинску, и началась тоже постоянная мена (по-киргизски «сатовка»). Потом стали чаще подходить ташкентцы и бухарцы. Киргизы же пригоняли для сатовки: рогатый скот, баранов и лошадей; привезли тоже: китайское серебро в ямбах, овчины, мерлушки, пушной товар, армяки и кошмы. Ташкентцы и бухарцы: бязи, дабы, выбойки, одеяла, бумажные и полушелковые халаты, бумагу в хлопках и пряденую, шкуры барсовые, тигровые, рысьи и лисьи, мерлушки и сарачинское пшено; сверх сего ташкентские и бухарские фрукты, шелковые материи, ковры, китайские фанзы и канфы. Им отпускался хлеб в муке и зерне, красные и черные кожи, чугунные и железные изделия, сукно, в особенности красное, бархат и плис, моржаны (кораллы), сундуки, шкатулки. Все это, с некоторыми, разумеется, видоизменениями, привозится и отпускается доселе. С развитием же торговли, росли и таможенные доходы. Когда в 1754 г. учреждена в Семипалатинске пограничная таможня, то в этот первый год доходы ее дали только 90 р., а в 1769 г. уже 4003 руб. Ныне на Семипалатинский меновой двор привозится на 600.000 р. сер. товаров, отпускается на 900.000 р. сер., а на всей Сибирской линии привоз свыше 3½ мил. р. сер., а отпуск до 2½ миллионов. Из сего общего итога, на собственно Киргизскую степь (т. е. на мену с киргизами) приходится по привозу на 2½ миллиона, а по отпуску на 1.800.000 р. сер. Главные статьи привоза: баранов и козлов свыше 600.000 голов; рогатого скота до 100.000 гол., мерлушки более 4 милл. шкурок, кож и овчин 700.000 штук; вообще же весь валовой оборот нашей торговли здесь простирается почти до 5.000.000 р. сер. В Семипалатинске таможня 1-го класса (равно как и в Петропавловске, в Тобольской губернии). Таможенные заставы есть: в Пресногорьковской станице, в Павлодаре (бывшая Коряковская станица, близь знаменитого соляного Коряковского озера), в городах: Омске и Усть-Каменогорске. Начальник Сибирского таможенного округа живет ныне в Петропавловске.


Сибирский бухарец. Конец XVIII века

Караванные пути русского купечества начались здесь с 1767 г. В этом году тарский торгующий бухарец Шахов пошел в Ташкент или Бухару с караваном товаров при 17 работниках. В 1800 г. начальник Сибирской линии генерал-лейтенант Нефедьев отправил в Ташкент двух горных офицеров, Бурнашева и Поспелова, чтобы разузнать тамошнюю торговую местность, собрать сведения о добыче селитры и об рудном богатстве. В 1807 г. татарин Муртаза-Фейз-Уддин-Муртазин вышел с караваном из Семипалатинска в китайский город Малую Кульджу на 600 вьючных лошадях, а другой караван на 800 верблюдах направил в Семиречинский край для торговли с киргизами. В 1811 г. отправлен командиром отдельного Сибирского корпуса генерал-лейтенантом Глазенапом из Бухтармы (ныне упраздненная крепость в Семипалатинской области) в Кульджу переводчик Путинцев под видом азиатского купца, в торговом караване тарского купца 1-ой гильдии, славившегося в свое время в Сибири, коммерции советника Нерпина. Оп собрал тогда много полезных сведений об еще малоизвестных в то время караванных путях между верховьями Иртыша и Кульджею. При генерале Глазенапе среднеазиатская торговля наша начала видимо усиливаться, при нем же отправлен был первый караван в Коканд и развились сношения с Бухарой и Кашгаром. При князе Горчакове, а в особенности после усмирения бунта султана Кенисары, волновавшего степь до 1847 г., торговые сношения и с киргизами из самой глубины степи стали приобретать более прочности и безопасности. В начале 1859 г. генерал-губернитор Гасфорд отправил торговый караван уже чрез кочевья дикокаменных киргизов (бурутов) и чрез горы Небесного хребта в Кашгар, чтобы попытать, в какой мере может упрочиться и существовать торговля наша с столь малоизвестными еще городами Средней Азии. Караван этот возвратился в половине того же 1859 г., покончивши хорошо дела свои в Кашгаре. […]


Ч. Валиханов и Ф. Достоевский. Семипалатинск, май 1859 г. (вскоре после возвращения Валиханова из Кашгара)

Наконец, при генерале Гасфорде учреждены тоже правильные трактатные торговые сношения с китайскими городами: Чугучаком и Кульджей. Чугучак, один из пограничных городов Западного Китая, находятся в 98 верстах только от ближайшего к их границе нашего русского поселения Уджарской станицы Сибирского казачьего войска и в 130 верстах от киргизского окружного города нашего Сергиополя. Кульджа же построена на правом берегу Или, впадающей в наше внутреннее море Балхаш (по коей возможно пароходство). Эта столица Илийской провинции и резиденция китайского генерал-губернатора (Цзян-Цзуна). Давно уже существовали, так сказать, «сквозь пальцы», торговые сношения между нами и этими двумя городами. Наши семипалатинские ташкентцы и татары беспрепятственно выезжали в Чугучак и Кульджу. Но купцы наши не имели права торговать как национальные русские купцы, а ездили под именем ташкентцев и других среднеазийских торговцев. Торговля производилась сперва меной, т. е. товар на товар. Китайцы давали байховые и кирпичные чаи, шелковые материи, фарфор. Но когда, с сороковых годов этого столетия, появилось на китайских базарах наше золото, китайцы бросились на него с жадностию и стали делать значительные уступки на свои товары, лишь бы выменивать его на оные; а потом и решительно не хотели иначе продавать товаров, как на золото! Прежде брали они бесспорно наши золотые деньги, но после стали требовать уже золото без лигатуры, т. е. в порошке и слитках! В Семипалатинске повторилась та же история, как и в Петропавловске (о чем говорено нами в I томе этого «Описания Сибири»). Иные хотели торговать на честность, скупая для китайцев червонцы на Нижегородской ярмарке, в Москве и Петербурге. Но многие пустились скупать краденое золото с казенных и частных приисков, сибирских и уральских; а потом появились и «золотые, чисто золотые!» без альяжа, к радостному удивлению китайцев, как в Петропавловске…

Чтоб установить правильный ход торговли с Китаем, на этой части границы командирован был, в 1851 г., полковник Е. П. Ковалевский. Эта экспедиция вышла из Копала, достигла на русской стороне Джунгарского Алатау до долины реки Коксу и до верховьев речных, а на китайской стороне до Или, и опустилась в Кульджу. Результатом этой дипломатической экспедиции был договор 25 июля 1851 г. между Россией и Китаем, в силу коего русским купцам позволен гласный приезд в Кульджу и Чугучак с 23 марта по 10 декабря (после 10 декабря китайцы обыкновенно снимают пограничные караулы, а весной, к Благовещенью, ставят их снова). Вместе с сим, в Кульдже и Чугучаке допущено учреждение русских консульств и при них торговых факторий (теперь в Кульдже находится генеральный консул) [ныне исправляет должность генерального консула собственно кульджский консул, коллежск. ассес. Константин Иванович Павлинов]. Вывоз в Китай золота и серебра в слитках, порошке и монете, огнестрельного оружия и пороху, опиума, кредитных и банковых билетов запрещен. В Россию же запрещен ввоз этих билетов, вина и водки. Впрочем, консулы и дипломатия не могли добиться искоренения вывоза в Китай нашего золота!

В 1855 году, народ в Чугучаке сжег нашу факторию с товарами. По получении за это надлежащего удовлетворения от китайского правительства, заплатившего нам 5500 ящиков чаю, обе фактории были опять открыты 26 августа 1858 г. Впрочем, торговля 1858 и 1859 годов с Кульджей и Чугучаком понизилась против прежних годов от того, что пошлины на чай увеличились, да и контрабанда золотом тоже. Чтобы помочь этой беде, 30 марта 1861 г. разрешено производить и здесь торг, как на Кяхте, т. е. променивать либо покупать товар на золото и серебро, без всякого ограничения, с распространением этой льготы и на Кашгар. Дозволяется торговать купцам обеих гильдий и крестьянам, торгующим по свидетельствам первых трех разрядов. Пошлину с чаев кяхтинских и здешних взимать с 1 октября в следующем размере: «с байховых, цветочных, черных, зеленых и желтых по 40 к. с., с байховых торговых по 15 к. с., с кирпичного, каменного, лугана и так называемого „плохого чая“ по 2 к. сер. с фунта». Можно надеяться, что при просвещенном внимании правительства и при подобных разумных облегчениях торговли вообще, здешняя торговля с Средней Азией не только окрепнет и упрочится, но что даже она послужит могучим рычагом и крепкою опорой для политических и военных случайностей здесь в будущем… Наконец, что же касается караванных путин чрез Киргизскую степь в Среднюю Азию, то они обыкновенно совершаются на верблюдах. Каждый верблюд несет на себе тяжести от 16 до 18 пудов, а запряженный в телегу или сани до 50 пудов. Идут они обыкновенно гуськом (по караванному выражению, «ниткой»), привязанные один к другому. Годовому верблюду прокалывают носовой хрящ и вдевают в оный палочку либо кость, к обоим концам которой привязывается веревочка, служащая вместо узды. Верблюду всякий корм годен. Что лошадь ест через силу и побуждаемая уже голодом — тощие степные травы ковыль, чий, полынь, осоку, кыяк (род бурбана), бургун, тересконь, кукпек — то служит надежным кормом верблюду. В степи не везде можно встретить и чистую, проточную воду; но верблюд пьет соленую, горькую и застоялую; даже может прожить два-три дня без пойла, а все-таки несет свою ношу без видимого изнеможения. Сверх сего, драгоценное качество верблюда (этого «корабля пустыни», как его поэтически назвал великий Бюффон) состоит еще и в том, что он не требует такого ухода, как лошадь. Остановились ли на кормовку, нужно только потянуть верблюда за веревочку, привязанную с двух сторон к палочке, продетой у него сквозь ноздри, и он тотчас становится на колени. Вожак, обыкновенно киргиз, без труда сбрасывает с наложенной ему на горбы рамки в роле седла тюки, освобождает его и пускает на волю. Треножить верблюда, указывать ему корм и пасти его вовсе не нужно. Он не отойдет далеко от становища и сам отыщет себе корм! Наедается он скоро и лежит ночью на одном месте. Утром, по слову «чок», верблюд опять становится на колени и дает класть на себя ношу. Так проходит он в течение дня 40 и до 50 верст. Для дальних путин караванных употребляют верблюдов не моложе 6 либо 7 годов. Верблюд живет средним числом от 40 до 45 лет и может служить в караванной ходьбе постоянно 25 лет. Ходить же караванами на лошадях не везде в здешних степях удобно, потому что есть горы, крутые спуски и подъемы, грязь в солончаках от дождей и речных весенних разливов, глубокие сыпучие пески. Лошадь в таких местах скоро отбила бы себе ноги, да и на еду прихотлива, ежедневно пойла хорошей воды требует. Предусмотрительность матери-природы дала верблюда всем пустыням Азии и Африки; можно выразиться, что лишь где только он, ходячая железная дорога, там торговля и цивилизация!

Жизнь, нравы и обычаи не только в Семипалатинске, но и во всех окружных городах обеих областей, для русского населения — чиновников и военных офицеров, купцов и мещан, духовенства и разночинцев, крестьян, солдат и казаков, — одни и те же, как и во всех городах Тобольской и Томской губерний. Чиновники и офицеры служат; компания их (с некоторыми поошлифованнее купцами) всегда особняк; купцы торгуют, мещане частью хлебопашцы, а в большинстве ремесленники, и т/aак далее. Это все относится, разумеется, лишь к обществу христиан всех исповеданий. Но мир магометанский — совсем иное дело. Таким образом, здесь, как и везде на Линии и в степи, — два общества, каждое с своими нравами и обычаями, с своим особенным воззрением на жизнь.

Русские жители Семипалатинска (коренные, то есть потомки засельцев со времен завоевания) не так хорошо и крепко сложены, как северяне (тюменцы, томцы, туринцы, березовцы, тарцы) и даже жители южных округов Тобольской и Томской губерний. Женщины тоже не так красивы (исключая заезжих купцов и мещан да линейских казаков), как северянки, коих раса вышла некогда из поморских городов России, и частью из Новгорода. Даже, наконец, и щеголеватости в одежде, и того трудолюбия, какое доселе наследственно вышесказанным городам — здесь вовсе нет. Хлебопашество в очень ограниченных размерах, огородничество, изредка мелочная торговля и ремесленность — вот их занятия.

Но татары, исстари переселившиеся сюда из губерний Казанской и Вятской, да из промышленной Тюмени — уж совсем иное. Это народ торговый, промышленный, предприимчивый, деятельный, трудолюбивый, зажиточный. Дома их составляют лучшую часть города. Они хорошего росту, крепки, в одежде щеголеваты, вообще красивы. Татарки очень милы: лица нежные и белые, черты правильные, глаза и волосы черные, взгляд веселый. И мужчины, и женщины живого и общительного характера. Летом татарки охотницы гулять за городом, целыми женскими компаниями (мужчины в эти пикники не допускаются, кроме детей-мальчиков). Пьют где-нибудь в лесу или на острову чай, едят сласти, проводят целый день с 10 часов утра до заката солнца.

Ташкентцы, тоже вышедшие сюда встарь из Ташкента, и которых здесь называют «сартами» (сарт), занимают особый квартал в Татарской слободе и имеют свою особую мечеть. Они наружно не походят ни на татар, ни на бухарцев, ни даже на киргизов. У них смуглые лица и большие черные бороды. Халат подпоясывают широкими кушаками, на голове носят чалму из бумажных материй пестрых цветов, а обыденно высокие мерлущатые шапки. Зимой сверх халата — шубу, крытую сукном либо бумажною материей. Главнейшее их занятие — торговля. Есть очень зажиточные. Дома, как и у татар, хорошей постройки, иногда и очень большие. Они имеют здесь своего «старшину». Нынешний Мир-Курбаю-Аупов жалован в 1861 году чином хорунжего, золотою медалью на шею на Владимирской ленте и потомственно землями.

Наконец, здесь тоже живет до 50 семейств «чала-казаков» (слово киргизское, означающее: «неполный киргиз»). Это либо потомки беглых, либо беглые бухарцы, хивинцы и коканцы, почему-либо вынужденные укрыться в степь и уже окиргизившиеся. По положению бывшего сибирского комитета, 19-го марта 1854 года 50 семейств их приписались в мещане, а 626 семейств распределены по внешним округам здешней области.

Татары и ташкенцы строго держатся ислама. У них здесь, как мы сказали выше сего, 8 мечетей. При каменной соборной служит ахун (протоиерей), а при прочих муллы. Мусульманские праздники «байрам и курбан» отправляют они с большим торжеством, и тогда Семипалатинск представляет самую веселую, самую пеструю, самую оживленную картину; ташкентцы, татары и киргизы разгуливают по улицам в дорогих шелковых халатах; женщины в парчовых, канфовых и шелковых платьях с золотыми на груди вышивками и жемчугом (татарки, по обычаю, набеленные и нарумяненные, с насурмленными бровями). Разъезжают все они по гостям, к родным и знакомым. Молодежь же и даже мальчишки лет 10—12 скачут на конях с дорогими седлами по улицам во весь карьер. В домах идет угощение. В комнатах на дорогих бухарских и ташкентских коврах ставят столики вышиною с ½ аршина с пилавом, казой («казы», конские колбасы), жареною бараниной, баурсаком (легкое крупитчатое тесто, вареное в масле). Подают и пряники, сливочное масло, мед, фрукты и азийские сласти. Пьют чай и кумыс (а ныне, от непрерывного общения с русскими, появляются и вина). Бывает и «байга» (бег) с призами, состоящими из сукна, плису, ситцев, платков. Расстояние берется до 30 верст от Семипалатинска, а скачут мальчики лет по 12—14. Мета ставится обыкновенно на степном выезде города.

Вообще, семипалатинские татары и ташкентцы — народ трудолюбивый, деятельный, показывающий добрый образец нашим русским. Но многое ли хорошее переняли наши русские мещане и крестьяне, даже у себя под боком, от отзейских бюргеров либо от немецких колонистов? Ровно ничего!..