Персидская казачья бригада
Сформирование бригады. — Вооружение и обмундирование. — Помещение. — Казармы.

Персидские казаки с русскими инструкторами на Мейдан-и Машк (учебном плацу) в Тегеране. Крайний справа — В. А. Косоговский, командовавший Персидской казачьей бригадой с 1894 по 1903 г. Здесь и далее фото А. Севрюгина
Персидская казачья бригада сформирована в 1879 году русскими инструкторами, откомандированными из России персидскому шаху, по его желанию. Во время пребывания шаха в Петербурге, ему очень понравился конвой Его Величества, и с того времени он решил сформировать у себя подобный же конвой. Это единственная часть персидской кавалерии, которая обучается строю по русскому сокращенному уставу и походит на регулярную кавалерию.
Бригада эта была первый раз сформирована русским полковником Домонтовичем, приехавшим в Персию по назначению русского правительства, с тремя обер-офицерами и 5 урядниками — от Терского и Кубанского войска. Это была, так сказать, русская военная миссия. Лицам, вошедшим в ее состав, сохранялась служба в России и платилось содержание как от русского, так и, отдельно, от персидского правительств, и, надо отдать справедливость, содержание очень хорошее: полковник получает до 10.000 руб. в год, обер-офицеры около 5.000, а урядники около 1.200 руб. (смотря по курсу). Выдача производилась частью персидской серебряной монетой, частью русскими кредитками. Полковник Д. сформировал первоначально бригаду из
Обмундировку и вооружение этим полкам дали по образцу кавказских казаков. Первый полк получил обмундировку кубанских казаков, т. е. бешметы и верх папахи красные; второй — казаков Терского войска, т. е. бешметы и верх папахи голубые, а третий — зеленые бешметы и белый верх; погоны с инициалами полка. Обмундирование батареи было схоже с формой кубанских русских батарей. При бригаде, с самого ее основания, был учрежден также особый взвод «garde» (т. е. гвардейский), как называли его персы, который был одет как наш конвой Его Величества, в красные, а по будням синие, обшитые галуном черкески и посажен не на гнедых, как у нас в конвое, а на серых жеребцах. В полках допускались лошади всех мастей, но они ранжировались мастями по эскадронам и взводам. Так, я заметил, что первые эскадроны имели больше вороных, вторые гнедых и рыжих, третьи разношерстных, и четвертые — серых и белых мастей. Седла и уздечки — кавказского образца, но большею частию с азиатскими мундштуками; хотя русские инструктора и добивались, чтобы все ездили на удилах, а не на мундштуках, но это оказалось невозможным, так как тамошние жеребцы привыкли к строгим мундштукам и на удилах заносили. Персы ездят преимущественно на жеребцах, и мерины попадаются очень редко, кобыл же вовсе в строю не допускается.
Вооружение всех полков состояло из кинжала и шашки кавказского образца, часто под серебром, и из винтовки системы Бердана, которые выдаются на руки только на время учения, а в остальное время хранятся в цейхгаузе. Берданки — несколько сот штук, — с комплектом патронов, были подарены шаху Государем Императором Александром II. Патронташи одеваются через плечо. Батарея, входящая в состав этой бригады, состоит, как сказано выше, из 4 легких стальных орудий, подаренных шаху Государем Императором Александром III в 1883 году, и имеет лошадей по мастям. Одно орудие даже на серых лошадях. К этим орудиям был прислан в подарок и комплект снарядов. По-моему и по отзывам других, это лучшая часть персидской кавалерии, хотя далеко ей до русской, даже до казаков, несмотря на все старания русских инструкторов. В доказательство сказанного я приведу дальше достаточное число фактов, собранных мною за 6 лет, с 1882 по 1888 год.
Для бригады отведены казармы и конюшни, помещения с несколькими дворами, колодезь для водопоя, цейхгаузы, кухни и т. д. На первый взгляд все кажется образцово, даже есть лазарет для людей и лошадей, но знающему дело ближе этого далеко не покажется.
Постараюсь остановиться на этой бригаде поподробнее, так как она обучается и поддерживается русскими, и полагаю, что читателю этих записок подробности относительно этой бригады будут интереснее, чем касающиеся других персидских войск.
Тегеран. Мейдан-и Машк
Казармы бригады выходят воротами на Машк-Майдан, т. е. плац, где обучаются войска в Тегеране. Над воротами «балхане» — род киоска с балкончиками, украшенными лепной работой, окрашен, по-персидски, в разные цвета, с неизбежными львами, «ширхуршиты», которых персы вставляют всюду, где только возможно. Над «балхане» развивается флаг, конечно, опять со львом. Тут живут русские урядники, присланные из России в помощь русским инструкторам, офицерам. Пройдя под ворота, у которых находится часовой, большею частию преспокойно сидящий, а ночью даже спящий, в чем я сам не раз мог убедиться, вы входите не в особенно широкий двор, где имеются амбары для фуража и сарай для орудий. Далее вы проходите под другие сводчатые ворота, чтобы пройти во второй двор; под ними, налево и направо, две караульные комнатки и рядом с ними ужасные карцеры, состоящие из углубления в стене, величиною в квадратный аршин, и дверью с дырочкой для света, так что арестованные на несколько дней не могут не только лечь спать, но даже сидеть на корточках (в полу же есть отверстие для естественной надобности). В караульных комнатках положено быть всем находящимся в наряде караула, как нижним чинам, так и офицерам, дежурным по полкам и бригаде; но последние, большею частию, бывают там только тогда, когда ждут кого-нибудь или поверки русскими инструкторами. Раз ночью мне пришлось с К. и В. пойти туда для того, чтобы узнать, что делается ночью в казармах и карауле, и мы увидели такую картину: в караульной комнате на полу, на войлоках, расположились офицеры: явера (майоры), Алибека (дежурный по бригаде) и друг., и до 10 нижних чинов; все они спали рядом, в одном белье, а у ворот преспокойно спал часовой, прикрывшись шинелью, чрез которого мы и переступили. В Персии — это обыкновенная картина: офицеры сидят, курят и едят вместе с нижними чинами. Я должен добавить, что русский полковник Ч. в 1883 году устроил одну дежурную комнату по европейскому образцу; там был даже деревянный пол, что большая редкость в Персии, устроенный им из досок ящиков, в которых привезли орудия из России. На стенах были портреты шаха, разных персидских знаменитостей и картины; в подставках стояли знамена; было даже кресло с серебряной дощечкой, имевшей надпись, что шах в 1883 году удостоил, при посещении казарм, сесть на него. Но эта комната открывалась только для какого-нибудь приема или для русских инструкторов, а остальное время бывала заперта, так как персы живо ее изгадили бы. Это была, так сказать, дежурная комната на показ приезжим. Настоящие же караульные комнаты были маленькие, без мебели, весьма грязные и закоптелые, как я указал выше, и находились под воротами.
Пройдя во второй двор, вы увидите посреди него бассейн с фонтаном, который, по небрежности персов, всегда грязен и вонюч. Вокруг этого двора масса дверей в отдельные помещения, где ютятся мастеровые из нижних чинов. Здесь вы увидите у дверей работающих седла шорников — и шашечников, изготовляющих очень недурно клинки. Здесь же во дворе швальня и цейхгаузы, в которых очень живописно расставлены в пирамидах ружья, а на стенах развешаны розетками шапки и черкески; на полу же лежат седла. Здесь же во дворе цейхгауз для музыкальных инструментов, развешанных тоже очень живописно но стенам. Но если вы вглядитесь лучше в эти помещения, то вся иллюзия от живописности декораций пропадет: стены и потолки оказываются серыми и с рыжими пятнами от течи дождевой воды и сырости. Развешанные черкески и бурки, купленные в России, поедены молью, гнилые. Седла сделаны из мягкого дерева (твердого — мало в Персии) и т. д. — все существует больше напоказ. Через одну из дверей во дворе вы проникаете в казарму собственно, т. е. в помещение для нижних чинов. Это два огромных сводчатых зала, с кирпичным, каменным полом, посредине которых, в два ряда и по стенам, стоять зеленые деревянные шкафы, каждый в две двери и с нижними ящиками. Конечно, на каждой из дверей красуется опять лев, с розовой рожей за его спиной, изображающей солнце. Эти шкафы собственно и есть кровати для нижних чинов. Каждая дверца шкафа на петлях, отворяется не в бок, а сверху вниз; в конце ее откладываются или подставляются две ножки, так что образуется скамейка, на которую и кладут на ночь тюфяк и подушку. Днем же все тюфяки и подушки свертываются и укладываются в шкаф, а дверцы поднимаются, и, таким образом, получаются снова запертые шкафы. Эти шкафы устроены первым из русских полковников, Д., и очень удобны потому, что днем освобождают много места. Но не советую заглянуть в подобные шкафы — вы найдете там массу паразитов и грязи. В каждой комнате-казарме имеется до 150 подобных кроватей, но если вы войдете туда ночью, то найдете занятыми не более тридцати. Дело в том, что нижние чины большею частию женаты и ночуют дома; да к тому же на казармы и дров не отпускают. В них ночуют только байгуши, т. е. одинокие бедняки, и заставить ночевать там всех невозможно; — поэтому если бы вздумалось сделать ночью тревогу, то собралось бы не более ⅕, если не одной десятой части всей бригады. Между тем все приезжающие и посетители казарм удивляются, как там все хорошо устроено русскими. Через казармы вы проникаете в две кухни, чистенькие, с котлами, с двумя пузатыми самоварами, которые для виду возились всюду за бригадой. В этих кухнях никогда ничего не варится. Полковник Ч. вздумал было не давать порционные деньги на руки, но это удалось ему не надолго: появился ропот и пищу перестали варить. Дело в том, что на полученные порционы персидский казак умудряется кормить всю свою семью, а из котла это сделать немыслимо.
Затем вы проникаете в бригадный лазарет: это три чистенькие комнатки, с кроватями и бельем. Одна из них должна изображать аптеку, с массой пустых склянок на полочках. При лазарете имеется хеким-баши, старший врач, и фельдшер. В мое время хеким-башою был принц, шах-заде, оригинал в высшей степени, не имевший понятия о лечении, но был известен во всем Тегеране своим красноречием. Звали его Шах-Заде-Ибрагим Мирза. На лекарства командиры бригад, русские полковники, не были щедры, а потому баночки в аптеке стояли всегда пустыми, как и самые кровати, так как даже редкие из больных, которые обращались к хекиму, не оставлялись им в лазарете, а гнались лечиться домой, за отсутствием казенных средств. Когда же казармы осматривали европейцы, то хеким-баши клал в постели, на время, здоровых людей. Раз я был с шахом при осмотре им лазарета, и заметил, что все баночки наполнены какими-то цветными жидкостями и порошками. Я был крайне удивлен, но когда хеким-баши подошел к шаху с рапортом, в котором он назвал его полным титулом, который был очень длинен, и когда шах, выслушивая его, улыбался, то я понял все. За длинным титулом он доложил, что русский полковник отпускает ему «хезар», тысячу туманов (туман около 3 руб.), а потому больных у него нет и аптека полна медикаментами и даже клистирной трубкой. Когда же потом спросили его, что у него было в баночках, то он добродушно ответил: «Вода, известь, краска и т. д. — нужно же поддержать русского полковника, а то он меня проглотит». (Он страшно боялся полковника Ч.) Шах, говорят, знал, что хеким-баши ему все врет, но сделал вид, что верит, и с усмешкой поблагодарил полковника Ч. за хлопоты по лазарету.
Из казарм вы проходите на задний огромный двор, имеющий отдельные ворота на улицу; среди двора колодезь для водопоя, с корытами. С четырех сторон — конюшни, с земляным полом, сводчатые, и в них «ахоры» — ясли, сделанные нишей в углублении стены, для каждого жеребца отдельно. Стойл нет, и лошади стоят не отгороженными друг от друга, а чтобы не бились, их привязывают за заднюю ногу цепью к колу, вбитому в пол. Конюшни содержатся, благодаря русским инструкторам, весьма чисто. Здесь же во дворе конский лазарет с ветеринаром; «байтал» — кузнец, ничего не понимающий, — и кузница, где очень мерзко куются бригадные лошади.
Вот вам все помещение бригады. Вообще все, напоминающее хота немного казармы и устройство нашей кавалерии, для Персии представляется уже совершенством.
Офицеры Персидской казачьей бригады
Состав бригады по спискам был следующий: из 800 человек — в
Такой большой состав офицеров в бригаде, относительно числа нижних чинов, составил бы у нас большое затруднение для строя, но в Персии это пустяки: офицеров можно ставить по флангам, вместо унтер-офицеров, и никто на это не обидится. В каждом полку бригады есть сергенг или сартип (полковник или генерал), который и есть в сущности командир полка, но он подчиняется русскому инструктору и считается его помощником, хотя бы тот был в поручичьем чине. Из всех офицеров бригады менее 10% грамотных, четверть старики, ни к чему не годные и служащие лишь бы получать жаловавье. Жалованье получается по чинам, — от 4 туманов в месяц «наибе-сеюм» — прапорщику — и до 25 туманов «сергенг» — полковнику. Между офицерами бригады есть, правда, такие, которые стараются понять дело и подражать русским инструкторам в одежде и строе; эти офицеры сейчас же выделяются в строю и выглядят молодцовато, но введение дисциплины среди нижних чинов им очень трудно дается. При каждом полку имеется русский урядник, помощник русского офицера-инструктора, заведующего полком, и они в большом почете у персидских офицеров, которые здороваются с ними за руку и во всем их слушаются. Это происходит оттого, что русские урядники гораздо больше образованны и умеют важнее себя держать с нижними чинами, чем персидские офицеры. Каждый полк, «фолч», делится на 4 эскадрона, и каждым из них обыкновенно командует один из штаб-офицеров, которые стараются набрать в свои эскадроны как можно больше людей из своих нукеров, т. е. слуг, или крестьян своих деревень и родственных селений. С такими нукерами им лучше, больше получается наживы, да и легче с ними управляться. Эскадроны делятся на 4 «дасте» — взвода. В каждом полку имеется знамя с персидским гербом, прибитое к штангу наподобие русских, не так, как во всей остальной персидской армии — пристегиваемое: оно хранится или в квартире бригадного командира, т. е. русского полковника, или в дежурной комнате, устроенной по-европейски. На учение оно вывозится по русскому уставу, т. е. со встречей, что в Персии не делается.
Что же делает эта бригада в Тегеране? — Она занимается учением и служит, если можно так сказать, рекламой персидских войск в глазах приезжающих иностранцев, которым шах очень любить ее показывать. Учения производит бригада, так же, как и все персидские войска, очень редко: то Мухарем, то Навруз, то холодно, то распущены люди, — но все же больше, чем остальной персидский гарнизон. Даже летом эта бригада ходит на 2 месяца в лагерь. Я могу достоверно сказать, что в один год, по веденному одним из русских инструкторов дневнику, бригада занималась немного менее 400 часов. Занятия преимущественно бывают на Машке-Майдане, т. е. на учебном плацу, на который выходят ворота казарм. Учения производятся по русскому уставу, с большими сокращениями, переведенному на персидский язык. Сперва одиночное ученье, потом эскадронное, и затем полковое и даже бригадное. Кроме того, производится обучение езде и джигитовке. Особенная странность: бригада обучается прикладке из винтовок, но не обучается, как и вся персидская армия, стрельбе. За 6 лет, что я пробыл в Персии, в бригаде не было ни одного учения стрельбы боевыми патронами. Главное же, чему обучают бригаду, как и весь гарнизон, это — «дефиле» — церемониальный марш: на нем персы помешаны, и, правду сказать, бригада ходит церемониалом чудесно. Уставы даются персам легко и офицеры скоро изучивают команды, но чистоты в построении мало. Ездит эта бригада и джигитует хорошо. Но не нужно думать, что каждый перс, как азиат, с малолетства ездит хорошо, это — заблуждение: — перс скорее коммерческий человек, чем наездник с воинственным духом. Нужно, однако, сказать, что это искусство они изучают легко и охотно. Обучение производится обыкновенно утром в течение часов
В числе русских инструкторов находились: один полковник Генерального штаба, три обер-офицера и 5 урядников. Они составляют как бы военную миссию и отправляются, по договору между Персией и Россией, на три года, но, с их согласия, могут служить там и второе и третье трехлетие, в зависимости от разрешения русско-кавказского начальства. Все эти инструкторы носят форму кавказских казаков, даже полковники, хотя бы в России они не служили в казаках. Полковник именуется: «заведующий обучением персидской кавалерии», а остальные «помощники» его. Этот полковник, хотя и носит такой титул, но собственно обучает и заведует только Персидской казачьей бригадой; остальная кавалерия ему не подчиняется. Он же в этой бригаде имеет и хозяйственную часть в руках, что следовало бы давно от него изъять; я сейчас приведу основания такому мнению и, мне кажется, все со мной согласятся, потому что такое положение дела создает только худое мнение о русских в Персии и вызывает раздоры между самими русскими инструкторами. Я знал в этой должности трех полковников, и за хозяйственную часть были постоянно нападки на них. По-видимому, полковники метят на это место, как в старину командиры полков назначались обыкновенно для поправления домашних обстоятельств. Это и должно прямо кидаться в глаза всем, и отчасти верно, но нужно знать все, что и как делается в Персии, — и тогда судить. Полковнику отпускается на бригаду известная сумма, по утвержденному шахом бюджету, — скажем, например, 75.000 туманов в год; но всех денег ему не выдадут: удержат немало в пользу военного министерства, да еще «сараф» — сборщик податей — взыщет проценты, так как чеки выдаются на получение денег преждесрочные. Затем, полковники должны иногда подносить, как и настоящие персы, военному министру и даже шаху подарки, в виде золотых блюд, альбомов, картин и т. д. Ведь эти подарки стоят тоже немало, что должно вызывать экономию, ввиду которой в бригаде налицо, особенно летом, половина людей в отпуску, между тем числятся все. Вот и экономия: ее хватает с остатком, почему все европейцы и говорят плохо о наших полковниках, несмотря на то, что персидское начальство само разрешает давать отпуски; контроля же по отчетности в Персии почти не существует, к тому же персы очень податливы на подарки. Там говорят так: «Бери себе, живи роскошно, но знай, что и начальству, и всем нужно кушать и жить припеваючи, а казна — выдержит».
Не могу здесь умолчать о том, что в этой бригаде нет дисциплины, хотя о ней немало рассказывают. Как факт приведу только один случай, обрисовывающий главную причину отсутствия дисциплины. 17 ноября 1887 года, при появлении русских инструкторов на учении на плацу Майдан-Машк, заметили, что первый полк Казачьей персидской бригады при их приближении вдруг разошелся совсем с плаца, осталось только несколько офицеров. Спросив, что это обозначает, они узнали, что полк не хочет учиться до тех пор, пока ему не заплатят жалованья и не переоденут из рубашек в черкески, так как им холодно. Нужно сказать, что русский полковник Ч. одевал на лето людей в рубахи, а черкески прятал в цейхгаузы, с одной стороны, по случаю жары, а с другой — для экономии черкесок. Через час приехал на плац военный министр, и когда ему сообщили об этом, он велел полковнику выдать людям только часть жалованья, так как сам не отпустил всех денег. На людей же за то, что они ушли с ученья, никакого взыскания не было наложено.
При бригаде состоит даже хор духовой музыки, которая очень сносно обучалась французским капельмейстером.
Вообще, в Персии нет настоящей кавалерии, а лишь только дикая конница, которая бежит при первых выстрелах.
ПРОДОЛЖЕНИЕ