rus_turk

Кавказская стрелковая бригада, за время своего существования, второй раз вступает в пределы Закаспийской области. Пятнадцать лет тому назад, именно в 1885 г., батальоны названной бригады, ввиду политических осложнений на афганской границе, разрешившихся боем на Кушке, были двинуты в апреле месяце в область, пробыв в ней: 1-й батальон год шесть месяцев (в Серахсе), 2-й — девять месяцев (в Мерве), 3-й — год шесть месяцев (в Асхабаде), и 4-й — девять месяцев (в Мерве).

К сожалению, как о походном движении батальонов, так и о пребывании их в области не осталось никаких печатных памятников. Для истории бригады прошли бесследно и походные испытания, и бытовая жизнь батальонов за указанный период. Единственным наследием похода остался «усиленно-мирный» состав, в каковом батальоны остались и по возвращении из области.

Нынешний поход бригады в Закаспийскую область, для ее чинов был совершенною неожиданностью. Мирно и тихо текли дни батальонов, принимавших в свою среду новобранцев. В начале декабря были назначены инспекторские смотры начальника бригады генерал-майора барона Зальца. Ротные хлопотали, осматривали одежду, проверяли записные книжки, заканчивали разные отчетности. Фельдфебеля и каптенармусы в унисон с своими командирами наводили надлежащий лоск и блеск, чтобы представиться молодцами. Жизнерадостная молодежь с нетерпением ждала рождественских праздников…

Но 10-го декабря, в день смотра 1-го батальона, обычный ход мирных занятий стрелков Кавказской стрелковой бригады (ныне 1-й бригады) был неожиданно нарушен. Получилось приказание свыше, 1-му батальону 12-го декабря выступить в Закаспийскую область для проверки провозоспособности Среднеазиатской железной дороги.

Все мирно-казарменные занятия были прерваны и закипела горячая подготовка. Конечно, тяжело было 1-му батальону в один день собраться, взять что нужно, да еще согласоваться со штатами да разными положениями, разобраться в которых и в спокойные дни бывает затруднительно.

12-го числа отправились из Тифлиса: в час дня первый эшелон, одна рота и обоз, а в шесть часов — второй эшелон, три роты с командиром батальона. Масса народу, знакомые, родные и большинство офицеров Тифлисского гарнизона провожали добрыми пожеланиями уезжающих стрелков. Офицеры оставшихся 3-х батальонов, с начальником бригады во главе, напутствовали товарищей сердечным выражением всего наилучшего и в пути, и на месте предстоящей стоянки, притом напутствовали как свой авангард, за которым, несомненно, последуют и остальные три батальона бригады.

Мы еще были в полном неведении относительно нашей судьбы, когда получилось известие, что опыт передвижения 1-го стрелкового батальона оказался вполне удавшимся. Батальон прибыл на Кушку 20-го декабря, следовательно, части, командируемые в минуту необходимости с Кавказа, могут появиться на Кушкинском посту через 8 суток после отправления. Благополучное прибытие 1-го батальона радостно приветствовалось их родными и знакомыми, так как по городу распространился тревожный слух, что пароход с передовым эшелоном не прибыл к Красноводску, пропал без вести. Действительно, вследствие сильных туманов, пароход запоздал на несколько часов, что и послужило поводом к ложным слухам и скоропостижным донесениям.

По отбытии 1-го батальона, оставшиеся батальоны деятельно готовились к походу. 2-м батальоном решено было взять: 200 пуд. капусты и помидоров, до 200 пуд. сена, 500 пуд. ячменя. Для офицеров — 38 бочонков вина, всего до 250 бутылок. Эти бочонки, после того как мы их опорожним, окажутся очень пригодными на случай дальнейшего похода для воды. В целях же учебных и для поддержания нашего стрелкового реноме, захватили даже станки «для прицеливания» и «для плавного спуска ударника» и двойной комплект боевых патронов. Независимо сего взяли фотографический аппарат, а для услады охотников — 8 штук гончих. Командир батальона полковник Лутцау, отбывший скобелевский поход под Геок-Тепе в 1881 г., давал указания офицерам относительно одежды, обуви и прочих принадлежностей. Выдали нам деньги: половинный оклад жалованья семейным и одну треть — холостым. Неизвестность дня выступления угнетала офицеров; «Хотя бы уже скорее, так или иначе», — твердили они. Перед самыми праздниками объявили, что выступаем 29-го декабря, затем этот день перенесли на 2-е января, и наконец получилось официальное известие, что 2-й батальон выступает 5-го, 3-й батальон 7-го и 4-й батальон 8-го января.

Свершилось. Идем бесповоротно или с поворотом, — Богу известно.

Офицерство энергически заканчивает свои сборы. Кто пломбирует зубы, кто подводит сердечные итоги, кто покупает бурочные сапоги да теплое платье… Общее настроение офицеров серьезное, даже наиболее жизнерадостные, которые, как говорят французы, «passaient leur vie à fêter le champagne et l’amour», спокойно и рассудительно относились к совершившемуся событию. Общее настроение солдат было веселое, возбужденное. Им было радостно вырваться из оков размеренной казарменной жизни, освободиться от гнета монотонной тяготы их повседневного быта. Почти все они вовсе не сознавали общего смысла похода, а многие думали, что идем «в Туретчину» и сразу начнем воевать, а на пунктики, словесность и маршировку можно, мол, махнуть рукой. Такой трагический взгляд, сообщенный ими своим «любезным», вызвал немало слез и отчаяния среди распрекрасного пола. Конечно, фельдфебеля да унтер-офицеры, как лица, имевшие общения с батальонною канцеляриею, смотрели на поход более трезво. Радостное настроение старослуживых передалось и молодым солдатам, в которых заметно было особое одушевление.

В воскресенье 2-го января, в 8 часов утра, на плац Тифлисского юнкерского училища прибыли 2-й, 3-й и 4-й кавказские стрелков. батал., под общею командою начальника бригады. К 9 часам прибыли: командир 2-го Кавказского армейского корпуса генерал-лейтенант Зеземан и командующий Кавказскою гренадерскою дивизиею Великий Князь Николай Михайлович. В 10 часов войска взяли «на караул» навстречу прибывшему генерал-адъютанту князю Голицыну. Простившись со стрелками и пожелав им счастливого пути, его сиятельство выразил уверенность, что если стрелкам доведется помериться с неприятелем, то они не забудут боевых традиций доблестных кавказских войск. Простился с нами наш корпусный командир, и затем батальоны разошлись но казармам.

3-го продолжалась укладка, а 4-го начали свозить тяжести на вокзал. Наконец, наступило и 5-е января, — не скрою, тяжелый день, день разлуки с дорогими для нас лицами.

В час дня отбыл первый эшелон, с тремя офицерами, с тремя чиновниками и с 68 нижними чинами. Клади было около 7000 пуд. Повозок одноконных 24, пароконных 2, и четверочных 1 шт. Ящиков патронных 600 пуд. Лошадей 28 голов.



Вынос знамени

В 2 часа дня батальон в полном составе построился покоем перед своими казармами. Наш друг и приятель отец Константин отслужил напутственный молебен, выразив перед этим свои пожелания и добрые чувства в сердечном слове.

Раздалась команда «накройсь», и командир поздравил батальон с походом. Затем «на плечо», «справа по отделениям», и батальон бодрым шагом с музыкою и с песнями направился к вокзалу.

Толпа народа запрудила вокзал и платформу. В парадной комнате стаканом кахетинского добрые товарищи и знакомые напутствовали нас речами. Первый звонок и последнее «прости». Живы в памяти бледные серьезные, насильно улыбающиеся лица матерей, жен, сестер. Вижу еще детские головки с сжатыми губенками, удерживающие готовые хлынуть слезы… Второй звонок. Третий, и, в 5 часов 41 минута, поезд в составе 30 вагонов, при оглушительном «ура», тронулся в путь. Поезд второго эшелона вмещал: командира батальона, младшего штаб-офицера, старшего врача и девятнадцать обер-офицеров, в ряду которых находятся: два подпоручика, прикомандированные из 16 грен. Мингрельского полка, и поручик Зарайского полка — хозяин офицерского собрания, и два подпрапорщика нашего же батальона, 620 нижних чинов (в этом числе были новобранцы 1-го стрелкового батальона), хор музыки, семь лошадей и 400 пуд. вещей офицерских и нижних чинов.

На станции Навтлуг, воспользовавшись 15-минутною остановкою, доблестные нижегородцы, с командиром полка полковником Петровым, сердечно встретили нас закускою и вином. Обменявшись пожеланиями на боевой подкладке, — поезд тронулся дальше, рассекая наступившую тьму.

Поезд мчится. Общее состояние тяжелое, все еще под впечатлением разлуки. Хотя некоторые стараются взять веселый тон.

Несомненно, что каждый русский наступательный шаг в Средней Азии — роковой удар для Англии, и что никогда значение Средней Азии не было так важно и серьезно для России, как в данное время, и события в этой области и в прилегающих государствах требуют бдительного неотложного внимания.

А поезд мчится и мчится, осыпая искрами телеграфные столбы. Несколько слов по поводу этих столбов. Вы видите высокие, нередко неуклюжие, кривые дубины, а рядом видите стройные, легкие чугунные столбики; по первым тянется наша отечественная телеграфная сеть, а по вторым бежит английская проволока в Индию… Какой странный контраст.

Стало светать, и в 6 час. 31 мин. утра мы остановились у ст. Елисаветполь. Здесь нижним чинам была приготовлена горячая пища. Офицеры, воспользовавшись 3-часовою остановкою, побывали в городе, отстоящем от станции на 4 версты. Большинство, взирая с тифлисской точки зрения, осталось недовольно Елисаветполем, мне же он очень понравился как сохранивший всю первобытную прелесть и грязь азиатского города. Солдаты устроились удобно, ночь провели хорошо, приспособив себе нары для спанья (в вагоне помещалось от 30 до 33 чел.), а теперь, плотно покушавши, самодовольно прохаживались, слушая музыку; другие выметали свои вагоны, а за вагонами, в сторону противоположную станции, виднелась удлинявшаяся линия черных точек.

В час дня поезд примчал нас к ст. Евлах. Здесь мы пообедали, обменявшись с командиром дружескими пожеланиями, и, конечно, вспомнили и близких нам лиц, желая, чтобы они бодро перенесли временную разлуку. В Евлахе поезд в последний раз пересек р. Куру, которая имеет здесь гораздо более приличный вид, нежели в Тифлисе. Несемся дальше. Музыка гремит, а в промежутках лихие песни оглашают окрестности. Словом, это было музыкально- вокальное путешествие.

Со ст. Карабуджах начинает темнеть. Утаптываемся, располагаемся спать, по два человека в купэ. Я поместился с капитаном кн. Л-зе. Целый день у нас гостили в купэ его два борзых щенка Ледисмит и Бурка, на ночь их убрали, и мы заснули. Утомленные за день, спим мертвецки. Со станции Кишлы пробивается рассвет. Офицерство проснулось, быстро собрались, и в 6 час. 47 мин. 7-го января поезд остановился в Баку, не доходя несколько десятков саженей до вокзала. Погода серая, мглистая. Небо заволакивается дымом. Вдали виднеется лес мачт. Воздух напоен нефтью… Нефть везде и всюду, ею дышишь и встречаешь на каждом шагу в виде луж с металлическим отблеском.

Нижние чины отправились на обед, а мы вошли в вокзал. Напившись кофе, чаю, накупав газет, все расселись писать письма, и, как я приметил, у многих глаза были влажны.

В 11 час. сыгран «сбор», мы снова в своем поезде, который, поколесив по густой, перепутанной сети рельсов, медленно вкатился на пристань под звуки Преображенского марша. По левую сторону пристани стоял пароход «Император Николай II», а по правую — «Великий Князь Алексей», началась немедленная перегрузка с вагонов на пароходы. На пароходе «Император Николай» отправлялись под начальством подполковника Лоссовского: пять офицеров, младший врач, 1-я рота, вся кладь и лошади. На пароходе же «Вел. Кн. Алексей» все прочие офицеры с командиром батальона, три роты и музыканты. На пароходах людям готовилась пища с таким расчетом, чтобы у каждого стрелка был запасный фут мяса; эта заботливость впоследствии оказала большую услугу. Грузились до 3-х часов. Особенно много хлопот было с лошадьми. Их вводили на маленькую платформу, огороженную с трех сторон, затем дверца запиралась и ящик с лошадью краном поднимался на воздух и спускался в трюм. Многие упрямились, и приходилось на голову накидывать башлыки.



Готовятся к нагрузке на «Великий князь Алексей». Баку, январь 1900 г.

В 4 часа пароходы почти одновременно отвалили. Но наш сразу взял перед. Капитан «Императора Николая II», Гранберг, старый холостяк, испытанный морской волк, 18 лет знающий волны Каспия, с места завладел нашими общими симпатиями. До острова Наргена пароход шел плавно, почти без качки. Стемнело. Каюты осветились ровным, мягким электрическим светом. Все еще чувствовали себя хорошо. Танцовали, пели хором под аккомпанемент пианино. Каждому казалось, что если и случится «идти в Ригу», то только не ему. Но, миновав маяк Апшеронский, стало покачивать и укачивать. Картинки были забавные: подойдет человек и смотрит в упор, точно что-то припоминает, а затем внезапно бросается в сторону. На воздухе очень холодно. Средний северо-восточный ветер поддерживает волнение. Однообразная, монотонная картина водяной пустыни нарушалась лишь всплесками пенящихся верхушек. Утром мы обогнули Красноводский плавучий маяк. Мороз доходил до 7°. Влево от парохода виднелось пространство, саженей 200, покрытое льдом. Пароход бодро шел вперед, небрежно принимая носом встречную волну и рассекая одиночные льдины. Влево от нас и немного позади шел «Вел. Кн. Алексей», управляемый опытною рукою весьма симпатичного капитана, бар. Ребиндер. В 8 часов утра впереди обрисовался длинный каменный кряж Уфра — склад леса и нефти. Еще ближе, и перед нами в бухте открылся, расположенный полукругом, Красноводск, над бело-серым фоном которого высился в глубине купол собора.

Как только пароходы причалили, нас приветствовала музыка Геоктепинского рез. батальона, которой ответно вторил стрелковый хор. Командир батальона и офицеры были встречены уездным и воинским начальниками и закрывающим передвижением войск. Роты, выделив нужное число рабочих, были отведены в местную казарму. Началась деятельная разгрузка. Кладь и офицерские вещи на небольших платформах катили по рельсам к набережной, где уже стояли приготовленные для нас вагоны Среднеазиатской казенной железной дороги.

Со вступлением в Красноводск мы вошли в состав войск Туркестанского военного округа, во 2-й Туркестанский армейский корпус. Воинский начальник вручил командиру батальона приветственную телеграмму командующего войсками такого содержания:

«Вместе с войсками и от лица всего вверенного мне края приветствую доблестный 2-й батальон прибытием в Среднюю Азию. Гордимся видеть вас среди здешних войск, да поможет нам Бог, если понадобится, приумножить славу, заслуженную нашими предшественниками».

С чувством глубокой благодарности выслушали офицеры эти сердечные слова их нового командующего войсками. Тотчас же командиром батальона полковником Лутцау была отправлена ответная телеграмма:

«Стрелки 2-го батальона вдвойне счастливы, вступив под команду вашего высокопревосходительства, и с радостью вспоминают время минувшей войны, когда они также пользовались расположением вашего высокопревосходительства. Стрелки свидетельствуют, что радушный привет туркестанских войск найдет задушевный отклик и горячее желание послужить Царю на ратном поле совместно со славными туркестанцами под командою близко нам знакомого героя Ардагана».

Прежде чем покинуть пристань, мы были приглашены на завтрак капитанами пароходов, — каждый особо своих офицеров-пассажиров. Добрейший Гранберг был уже близок нам, а потому трапеза на пароходе «Император Николай II» носила живой, непринужденный характер. Смеялись, шутили, а речи лились на тысячу ладов. Выразив капитану благодарность за радушие и гостеприимство, мы готовились уйти, когда на пароход пришли офицеры с капитаном с «Вел. Кн. Алексея». Решили сняться на палубе, и наш фотограф запечатлел группу на двух пластинках. Появилось шампанское, опять тосты, и растроганный до слез старик-капитан расцеловался с нами и мы простились.



Группа офицеров на «Великом князе Алексее»

Вступая на набережную Красноводска, первое, что нам бросается в глаза, это крупная надпись на угловом доме: «Куропаткинская набережная». Это весьма знаменательно и удачно. Имя бывшего начальника Закаспийской области неразрывно связано со всеми учреждениями, сооружениями, насаждениями, школами, местною прессою и т. д. Всюду видишь одни и тот же почин, одну и ту же волю и мысль, вызвавшие жизнь в этом крае.

Многие из нас отправились прямо на телеграф, дабы сообщить в Тифлис о благополучном прибытии в Красноводск. Пришлось заплатить по 10 коп. за слово. На Кавказе и в остальной России только слово «превосходительство» оплачивается 10 коп., а все прочие слова по 5 коп., — это грустно. Взяли фаэтон обозревать город. Город удивительный: собственной питьевой воды в нем нет, трава не растет, значит, сена тоже нет. Зимою стужа ужасная, летом такая жарища, что обыватели обоего пола невылазно сидят в море. Между тем все живут припеваючи и работают от зари до зари. Слоняющихся без дела не встретите, каждый состоит при какой-нибудь работе. Даже дамы и девушки поголовно заняты: на телеграфе, в управлениях, в конторах. Видели прекрасные казармы, светлые, с двухъярусными нарами; здесь наши стрелки встретили радушный прием. Видели баню, это горнило, в котором очищается каждый новобранец, вступающий в область. Видели Красноводское военное собрание — уютное, просторное, с небольшою библиотекою. Если потолок немного и покривился в сторону пола, то, во-первых, имеющиеся предупредительные подпорки помешают им окончательно сблизиться, а во-вторых, предстоящий ремонт устранит этот недостаток. Перед собранием разбит сад. Если принять во внимание, что для этого, чтобы вырастить в Красноводске деревцо, нужно его летом ежеминутно поливать, а зимою закутывать в шубу, станет понятным расход на сад, достигший почти до 20 тысяч.

Мы получили приглашение на танцовальный вечер, любезно устроенный для нас. Хозяин города, уездный начальник, очаровал нас своим радушием и предупредительностью. Сначала играла геоктепинская музыка, а затем вызвали на смену стрелковый хор. Дам было немного, но все это были любезные, симпатичные, весьма миловидные особы, и, к счастию нашей молодежи, неутомимые любительницы танцев. В 12 час. нас пригласили ужинать. Полилось вино, раздались речи. Был тост и в честь дам, предложенный стрелком. «Поэт выразился, — сказал он, — что ключи от счастия женского затеряны, заброшены у Бога самого. Но красноводские дамы обрели эти ключи в труде и занятиях. Русский воин смело идет в бой, уверенный, что если ему доведется быть раненым, то и в огне, и на перевязочном пункте он встретит сердечно-участливый уход русской женщины. А потому предлагаю, господа, осушить стакан за достойных представительниц русской женщины, красноводских дам». После ужина и млад и стар пустились в танцы. Только в 5 час. утра мы разошлись, предварительно проводив с музыкою каждую из дам.

Мы с кн. Л-зе опять расположились вместе. Но вагоны здесь маленькие, и было весьма тесновато, так что одновременно вставать или ложиться нельзя было. В воскресенье, 9-го января, проснулись поздно. Дневка, особого дела нет. Утром, 10-го, должен прибыть 3-й батальон с начальником бригады. Решено встретить товарищей на пристани. Но обстоятельства круто изменились. Вечером получилось нерадостное известие, что между станциями Ахча-Куйма и Казанджиком на 12-й версте образовался снежный занос, протяжением около 4-х верст. Да вдобавок на этом же перегоне оказался вторые сутки занесенный снегом товарный поезд. Со стороны Казанджика работают чины 1-го запасного железнодорожного батальона. Но работа идет слабо по неимению полушубков и валенков. Вьюга свирепствует, а мороз достигает 23° при сильном ветре. Ночью со стороны Красноводска направлен рабочий поезд с вольнонаемными. Очевидно, и 10-го доведется нам прогостить в Красноводске до открытия пути. Но в 8 час. утра 10-го получилась следующая телеграмма от командира 2-го Туркестанского армейского корпуса ген.-лейт. Боголюбова:

«Командующий войсками приказал пустить вперед 2-й эшелон 2-го батальона с тем, чтобы он оказал содействие по расчистке заносов».

К 11 часам стрелки разместились по вагонам (поезд состоял из 28 вагонов — 57 осей), снабженных топливом. В вагоне-кухня готовился людям обед. В это время прибыл начальник бригады, стрелки быстро выскочили и построились для встречи его превосходительства.

Батальон разделился на три эшелона. Передовыми шли четыре роты, затем должен был следовать обоз, кладь, лошади, и последним следовал офицер с молодыми солдатами 1-го Кавказского стрелкового батальона, до станции Иолотани по Мургабской ветви, где должен был их сдать 1-му батальону, приняв обратно стрелков 2-го батальона, которыми был укомплектован названный батальон в Тифлисе при выступлении в поход. В 12 час. дня передовой поезд двинулся вдоль морского берега. Местность унылая, безотрадная. Это уже не местность, а просто пространство, сплошь завеянное снегом. Местами выглядывал колючий бурьян, в поисках за которым кой-где бродят чахлые верблюды. Вдоль берега кувыркаются и ныряют утки, подзадоривая охотничьи сердца. На ст. Янгаджа людям роздали горячую пищу и нам на станцию принесли большую чашку щей. Пригласив «к столу» сопровождавших нас ревизора движения и жандармского офицера, мы так аппетитно поели, как никогда не кушали ни в «Лондоне», ни в «Орианде» [первоклассные гостиницы Тифлиса]. От ст. Белек поезд удаляется от моря и втягивается в пустыню. Ночь. Тускло осветились вагоны. Мы заснули. В 12 час. ночи между ст. Айдин и Перевал произошла остановка на 49 мин. Встретился небольшой занос, словно передовой аванпост неприятеля, дорожные рабочие купно со стрелочниками живо его расшвыряли, и поезд тронулся. В 2 час. 30 мин. поезд дотащился до ст. Ахча-Куйма и — стоп машина. Ни в тендере (500 вед.), ни в запасном чане (600 вед.) нет воды. Машина потухла. К довершению нашей печали, в 6 час. утра 11-го числа получилось известие, что наш обозный поезд, где было мясо, вода, хлеб, вышедший в час ночи со станции Балла-Ишем, застрял не доходя 3-х верст до станции Айдин. Вот так сюрприз! Неужели неприятель прорвался и замел путь обозному поезду? На деле оказалось следующее: обозный поезд на перегоне между ст. Балла-Ишем и Айдин на 178 версте вследствие сильнейшего встречного ветра разделился на две половины для достижения станции по частям. Но первая половина, отойдя от второй на 7 верст, именно на 181 версте, в расстоянии лишь 3-х верст от Айдина, по совершенной недостаче воды остановилась, и машина потухла. Вьюга рвет, мечет, гоняя по степи волны снежной пыли, и достаточно малейшей задержки, зацепки, будки, нескольких сложенных шпал, чтобы образовался занос. Телеграммою был затребован на помощь резервный поезд со ст. Джебель. Но опять новая неудача. Очевидно, закаспийская природа решилась испытать кавказских стрелков и вступила с ними в упорную борьбу… Дорожный мастер донес, что между станциями Балла-Ишем и Айдин на протяжении версты образовался снежно-песчаный занос, и перегон закрыт. Энергическою телеграммою ревизор движения, наш милейший сотоварищ «по сидению», потребовал из ст. Джебель вспомогательно-резервный поезд с наличным числом рабочих, в целях пробиться через занос во что бы то ни стало и идти на выручку разорванного воинского поезда. Задача выполнена молодецки. Вспомогательный поезд, пробившись через занос, подталкивая вторую часть оторванного поезда, соединил ее с переднею и напряжением всего состава двинул воинский поезд вперед. Напрасно надрывалась и бушевала мятель, засыпая рельсы; поезд, скрипя и судорожно вздрагивая, в 5 час. 40 мин. вечера прибыл к станции Айдин.

Вечером 11-го же числа прибыл на станцию Кизиль-Арват командующий войсками, по пути в Петербург. Он решил остаться на станции до расчистки заносов и пропуска воинских поездов. Его высокопревосходительство несколько раз запрашивал о нашем положении, продовольствии и топливе.

Мы продолжаем сидеть на ст. Ахча-Куйма. Люди питаются хлебом, на горячую пищу рассчитывать нельзя. В 2 часа дня по предложению ревизора накололи лед в местном водяном чане, навалили им целый куб — и чай был готов. Настроение офицеров превосходное. У нас имеется чай, хлеб, вино, колбаса и апельсины. Беседуем, ходим друг к другу в гости, уподобляем себя Нансену, играем в карты… Если и сказывается маленький аппетитец, то ведь это по современной гигиене даже и весьма полезно. Но когда любезный товарищ штабс-капитан Ф-ский предложил нам имевшийся у него еще с Тифлиса окорок, то мы его (т. е. окорок) моментально растерзали включительно до косточки.



Расчистка большого заноса

Обеспеченные прибытием нашего провиантского поезда на ст. Айдин, мы спокойно заснули. Утро 12-го, вьюга ее унимается. Сегодня день Татьяны. Все, у кого имеются Татьяны, послали телеграммы. В 9 час. утра наконец-то прибыл давно желанный обозный поезд. В это же время получилось приказание нашему передовому эшелону двинуться вперед и оказать содействие в расчистке заносов и пробиться к ст. Казанджик. В 10 час. 35 мин. утра, просидев на месте 32 часа и 5 мин., мы тронулись в путь. Но взбешенная природа не унимается. На 11-й версте локомотив с одного маха режет обледенелую толщу заноса, но поездной состав не в силах следовать — отрывается; передний вагон остановился, прочие налегают, и происходит здоровенный толчок. Все, что было на ногах, летит, столы кувыркаются, вещи надают на пол, бутылки бьются вдребезги… Наш урон невелик, выбыло из строя 12 бут. вина, трое офицеров получили незначительные ссадины, десятка два-три стрелков немножко повредили себе лбы, руки, ноги… Командир батальона вызвал 1-ю, 2-ю, а затем 3-ю, 4-ю роты, которые, вооружившись лопатами, дружно принялись раскидывать занос. Ротные наблюдали за работающими, так как у многих начинали замерзать носы, щеки (это тотчас же заметно, замерзаемое место белеет как полотно) и нередко слышались приказания «Три себе нос», «Скорее три щеку», и единственно только благодаря особой заботливости не было отмороженных. Холод был ужасный, притом какой-то режущий, колющий. По мере расчистки поезд медленно подавался вперед. С рассветом 12-го же числа из Казанджика двинулся навстречу нам рабочий поезд, имея около 300 рабочих, в состав которых входили 150 нижних чинов 1-го Закаспийского железнодорожного батальона. Таким образом, занос (главная неприятельская сила), успевший протянуться до 15 верст, местами высотою до 2-х саж., был энергично атакован с тыла и с фронта… Закаспийская природа была побеждена. К часу дня поезда сошлись на расстоянии версты. Железнодорожники с лопатами на плечах, предводимые своим штаб-офицером подполковником Кошуба, двинулись навстречу кавказцам. С расстояния 100 шаг. закаспийцы и кавказцы с криком «ура» бросились друг к другу, нижние чины обнимались, а офицеры знакомились, горячо пожимая руки. Раскидав последний сугроб снега, люди сели по вагонам, и три поезда один за другим тихим ходом на расстоянии версты двинулись на ст. Казанджик. На станции стоял пассажирский поезд, мы тотчас же перебрались в вагон-буфет и сытно пообедали, конечно, не так аппетитно, как в Янгадже. Приветствовали стаканом вина железнодорожников, в лице подполковника Кошуба, и Кавказский казачий полк, в лице войскового старшины Озаровского, едущего в поезде для принятия Чатлинского отряда на Атрекскую линию. Конечно, не преминули выпить за здоровье красноводских дам и послать им приветственную телеграмму.

В 8 час. вечера поезд прибыл на ст. Кизиль-Арват. Станция были иллюминована. Позади вокзала, перед линиею горящих костров, шпалы, облитые мазутом; батальон выстроился и развернулся фронтом для встречи командующего войсками. Его высокопревосходительство в сопровождении начальника штаба округа и командира 2-го Туркестанского армейского корпуса и свиты поздоровался с людьми, причем каждую роту особо благодарил «за молодецкую Царскую службу», затем командующий войсками, поздравив стрелков «с новосельем», приказал пополубатальонно взять «на караул», и громко огласился воздух лихим стрелковым «ура» в честь Государя Императора. Командующий войсками, направившись к своему поезду, пригласил нас к себе в вагон-буфет, где стаканом шампанского приветствовал нас сердечным, задушевным словом. Мы видели и чувствовали в нем не только высокопоставленного генерала, но сердечного человека, сердцу которого близки и наше положение, и наши нужды.

По отбытии генерал-губернатора и командующего войсками, мы были приглашены на обед офицерами 1-го Закаспийского железнодорожного батальона, а нижним чинам были предложены булки, жареное мясо и чарка водки. Пиршество наше происходило в ремесленном собрании. Собрание производит прекрасное впечатление. Видно, что и председатель, и хозяйственный комитет душевно преданы делу и усердно работают на пользу рабочего люда. В собрании имеются библиотека, столовая, буфет и отличный вместительный зал с устроенною сценою.

Портрет бывшего начальника области напоминает, что собрание, составлявшее его любимое детище, всецело обязано ему. Просматривая свод замечаний бывшего командующего войсками области по ревизии Закаспийской военной железной дороги, удостоверяешься, в какие детали вникал он. Его живо интересовало, сколько водки, пива выпивается в дни собраний. Он не остается безучастным (свод за 1897 г.) к излишним дамским расходам на костюмы в дни маскарадов и танцев и выражает желание «удержаться» дамам в скромных пределах…

Пообедав с нашими гостеприимными новыми товарищами и обменявшись дружескими пожеланиями, мы, получивши приглашение, отправились на спектакль. Непринужденно, живо и весело была исполнена маленькая народная сценка. Дальше были представлены две живые картины: «Смерть Горталова» и «Апофеоз России». Исполнители — писаря, рабочие и местные дамы. В заключение хор мальчиков и девочек, управляемый бывшим тенором Славянского, отлично, дружно пропел несколько песен.

Только к 2 час. ночи вернулись мы в свой поезд, который затем же и тронулся. В 7 час. утра 13-го числа остановились у ст. Геок-Тепе. Пользуясь небольшою остановкою, мы поспешили в музей, посвященный памяти Геок-Тепинского боя, пробившего в Среднюю Азию русло для цивилизации и культуры. Музей невелик, — еще в работе. Впереди здания стоят три пушки, взятые у текинцев; говорят, подлинность самой большой пушки подвергается некоторому сомнению. В средней комнате на столе разложены портреты участников экспедиции, хотя, к сожалению, подписи на рамках с некоторыми портретами вовсе не согласуются. Мы были тронуты, встретя на столе доску с портретом майора 2-го Кавказского стрелкового батальона, убитого 28-го августа 1879 г. при неудачном штурме Геок-Тепе. На двух щитах помещена коллекция оружия, употреблявшегося как русскими, так и текинцами во время атаки и штурма. На стенах музея повешены две карты, изображающие: русская — укрепления Денгиль-Тепе и английская — Закаспийскую область, с пометками на ней чернилами и карандашом генерала Скобелева. Затем осмотрели разрушившиеся стены крепости, отыскав достопамятные места штурмовых колонн Куропаткина, Гайдарова, Козелкова.

Вручивши посильную лепту сторожу, георгиевскому кавалеру, мы двинулись дальше среди сплошной снеговой пелены, и около 10 часов оба поезда остановились у ст. Безмеин, конечного пункта нашего движения.

ПРОДОЛЖЕНИЕ