Холерный бунт 1892 года в Ташкенте

С половины июня 1872 года до половины августа существовала в Ташкенте холера. По официальным данным, заболело 3978, из них 2515 умерло, в том числе было 254 смертных случая в русской части города. Эти цифры, разумеется, много ниже действительного числа заболевших и действительного количества смертных случаев, так как сарты больных от русских властей скрывали, да и врачебный персонал был настолько мал, что следить за всеми случаями заболеваний не мог [Впервые по русским источникам упоминается о существовании холеры в Ташкенте в 1827—1829 годах. См. «Холера 1829—1833 годов в Оренбургском крае» врача А. В. Попова, Оренбург, 1910 года.].

Следующая холерная эпидемия была в 1892 году. В конце мая этого года в Ташкенте были получены сведения о появлении холеры в Джизаке, вследствие чего 1 июня был открыт у Чиназской паромной переправы на левом берегу реки Сырдарьи обсервационный пункт для ограждения Сырдарьинской области от внесения в нее этой эпидемии.

Вскоре после открытия пункта, в Ташкенте среди сартов появились толки, что на пункте всех проезжающих задерживают, осматривают и оказавшимся больным холерой (ваба) доктор дает белый порошок, от которого больные немедленно умирают. Первые заболевания появились в Ташкенте 7 июня в окрестностях бывшего Зимнего театра среди приезжих туземцев, а с 14 июня стали обнаруживаться заболевания в обеих частях города. Среди сартовского населения стал распространяться говор, что начальство приказывает хоронить умерших от холеры на особом кладбище без соблюдения религиозных обрядов, а с открытием 19 июня в туземной части приемного покоя для холерных больных, появился слух, что вода в арыке Боз-су отравлена и что врачи, назначенные в приемный покой, также отравляют, как в Чиназе, больных холерой. К порождению таких слухов, между прочим, содействовало следующее обстоятельство: старший аксакал туземного города Иногам-ходжа Умурья-Ходжинов месяца за два до появления холеры был устранен от должности по личному усмотрению Н. И. Гродекова и временно его обязанности было поручено исполнять аксакалу Шейхантаурской части Магомет-Якубу Карим-Бердыбаеву, злейшему врагу Иногам-ходжи. Последний и его сторонники, разумеется, воспользовались холерой, чтобы повредить по службе Магомет-Якубу, распуская разные нелепые слухи, а Магомет-Якуб с своей стороны, как власть имеющий, старался теснить противников. Заметим, что Иногам-ходжа — тот самый, который завладел вакуфными землями и их продавал русским чиновникам, да и, кроме того, был, по-видимому, большой артист по части обделывания разных темных дел, так что еще К. П. фон Кауфманом было запрещено его допускать до каких-либо должностей, но вскоре он нашел возможным обойти это распоряжение и служил по выборам, а затем был назначен младшим помощником начальника города, и наконец и старшим аксакалом. Как бы там ни было, но Иногам-ходжа был человек большого ума и пользовался большим уважением среди своих сородичей, с чем не считаться было нельзя.

23 июня в пять часов утра начальник города С. Р. Путинцев в мечети Джам в присутствии десятитысячной толпы, собравшейся на молитву по случаю наступившего в этот день праздника Курбан-байрама, поздравляя население с наступившим праздником, произнес большую речь по случаю появления холеры. С. Р. выяснил в ясных и точных выражениях, насколько не соответствуют действительности распускаемые слухи, и просил население исполнять все указанные властями меры, клонящиеся к скорейшему прекращению болезни. Речь С. Р. была выслушана с полным вниманием и никаких возражений не возникло. Возвращаясь часов в 7 утра в русский город, Степан Романович встречал большие толпы одетого по-праздничному народа, которые приветствовали его поклоном. Казалось, что все спокойно, но на деле вышло не так. К 23 июня было зарегистрировано 50 заболевших холерой, из которых 34 умерло.

24 июня, около 9 часов утра, приезжает Магомед-Якуб к начальнику города и докладывает, что замечены случаи погребения холерных тайно, что в Биш-Агачской части был даже случай за истекшую ночь заарестования полицейского в одном доме и что с утра народ собирается толпами для принесения будто бы жалобы. Затем прискакал к начальнику города джигит с сообщением, что толпы народа двигаются в русский город. С. Р. немедленно сел на извозчика и в сопровождении старшего аксакала отправился навстречу двигающимся в русский город сартам и на углу Воронцовского проспекта и Самаркандской улицы встретил первую толпу, которая, узнав начальника города, кричала: «Арза, арза» (жалоба, жалоба). С. Р. спросил, в чем дело, и получил ответ, что они жалуются на старшего аксакала Магомет-Якуба и что весь народ собирается с жалобой на него. Начальник города приказал толпе идти в управление (помещалось там же, где и теперь, на проспекте Обуха), где обещал разобрать жалобы, но по пути следования некоторые из толпы стали ругать Магомет-Якуба, который останавливал кричащих в резкой форме и с угрозами нагайкой, тогда было брошено в него несколько камней, и он ускакал в управление; некоторые бросились за ним, но он успел ускакать и скрылся в квартире секретаря управления начальника города, благодаря чему и остался невредим. Подъехав к управлению, С. Р. нашел толпу человек в 500, к которой обратился с вопросом, какую они имеют жалобу на аксакала. Начался шум. В толпе, по случаю праздника, было много пьяных. Одни кричали, что аксакал не разрешает умерших хоронить, другие — способствует отравлению. Слышались крики: «Где аксакал, дайте нам аксакала!» и т. п. Путинцев предложил было всем сесть и высказать жалобу спокойно; пока находившиеся около него люди стали было успокаиваться, сзади послышались возгласы: «Аксакал виноват, дайте нам аксакала!» и опять начался шум. В это время подъезжал к управлению купец-чиновник К. М. Максимович, но, поняв в чем дело, быстро ретировался, больше же русских и полицейских около начальника не было, а потому он лишен был возможности принять какие-либо меры. Одновременно во дворе управления толпа сильно избила полицейского Ахмеда. И на вопрос начальника, зачем били полицейского, поднялся шум и С. Р. стали вталкивать во двор управления и требовать выдачи аксакала, которого, они говорили, намерены убить. С. Р. категорически отказал в выдаче аксакала, в ответ на что послышались возгласы: «Если он не выдает аксакала, то бей его!» и моментально посыпались на него камни, а близстоящие стали бить кулаками, и С. Р., сбитый с ног, упал у крыльца управления, и на него налегло 4—5 человек, чем и был защищен от дальнейших ударов. Очнувшись, после непродолжительного обморочного состояния, С. Р. встал. Тогда толпа стала требовать от него подписки, что холеры нет, что врачи уберутся из туземного города, что умершие, по-старому, будут хорониться в городе, население не будет отравляться и будет выдан старший аксакал, и постепенно втиснула его в управление. В управлении С. Р. нескольким сартам, вошедшим вслед за ним, объявил, что никакой подписки он не даст и, обнажив шашку, приказал выходить во двор, и когда те вышли, и сам за ними вышел на крыльцо. В этот момент во дворе управления появился полицмейстер русской части города Крючков, которому начальник города приказал ехать в крепость за караулом и доложить о происходящем военному губернатору Н. И. Гродекову. За отъездом Крючкова сейчас же явились помощник начальника города Н. С. Лыкошин и член городской управы В. П. Новгородский и все втроем стали увещевать толпу, но это продолжалось всего несколько минут, как из калитки показались солдаты с ружьями, а между ними проскальзывали русские горожане (мещане, отставные солдаты и разные хулиганы) с дубинами и палками. Сарты бросились моментально наутек, но солдаты и русские добровольцы бросились за ними и били нещадно тех из туземцев, кто только попадался им под руку, и наконец, догнав толпу до арыка Ангор, стали сталкивать сартов с высокого берега в арык, а некоторые и сами попадали, спасаясь от ударов. Упавшие в Ангор или тонули, или калечились. Подсчета ни тем, ни другим, кажется, не произведено [В следующие за беспорядками дни, по частным сведениям, было извлечено из воды свыше 80 трупов, а всех погибших во время беспорядков, не преувеличивая, можно считать до 100 человек.]. Когда происходили беспорядки в управлении, небольшой кучкой сартов был произведен погром в доме старшего аксакала Магомед-Якуба с расхищением имущества.

В то время, когда сарты летели в Ангор, подъехал военный губернатор. С. Р. Путинцев в крови с головы до ног (у него было 14 ран, в том числе одно сломанное ребро) садится на верховую лошадь и едет в Старый город, а за ним пешком с небольшой командой (40—50 нижних чинов стрелкового батальона) шел военный губернатор. Подойдя к мечети Джам около базара, вблизи которой находился холерный приемный покой, толпа народа по двум улицам двигалась сюда же. На приказание разойтись по домам, было заявлено из толпы: «Как же мы будем расходиться, когда нас отравляют!» Когда околодочный одного из кричавших пытался арестовать, толпа подалась было назад, но когда арестуемый крикнул: «Мусульмане, куда вы, меня оставляете одного!», толпа опять двинулась вперед, и многие стали бросать в солдат и чинов полиции камнями. В это время, по приказанию Н. И. Гродекова, раздалась команда «готовься» и последовал залп, а за ним и другой, толпа бросилась бежать, оставив на месте до 10 убитых и раненых. Вскоре стали появляться вызванные из лагеря и войска, сначала казаки; а потом и пехота. С. Р., к этому времени совершенно потерявший силы, был отвезен к себе на квартиру. Казаки и пехота небольшими партиями были отправлены по улицам и базару, но оказалась везде полная тишина. В 2 часа Н. И. Гродеков приказал в Старом городе оставить 2 сотни казаков и 4 роты пехоты, разместив их в мечети Джам, а остальным войскам поместиться в казармах ближайших к Старому городу. Сам Н. И. Гродеков оставался в Старом городе трое суток. Начальник края барон А. Б. Вревский, находившийся на отдыхе в Чимгане, прибыл в Ташкент 25 июня, а на следующий день, по его распоряжению, все аксакалы и казии были удалены от должностей. 30 июня, по настойчивой просьбе населения, войска выведены из Старого города. Заведывание полицейской частью в Старом городе возложено было на пристава Якова Харитоновича Седова.

По окончании следствия [Сначала следствие велось гражданскими судебными властями под руководством областного прокурора Павла Евгеньевича Рейнбота, но вскоре у последнего вышли крупные недоразумения с Н. И. Гродековым; вследствие чего дело было передано военным судебным властям, а Рейнбот, оставив службу в Ташкенте, поступил в число присяжных поверенных округа Петербургской судебной палаты. Впрочем, и сам Н. И. Гродеков, заваривши кашу с прокурором, вскоре должен был оставить пост военного губернатора.], было предано суду 60 человек. Дело слушалось в Ташкенте в военно-окружном суде в декабре того же, 1892, года и резолюция вынесена 10 декабря в 11 часов вечера. Было приговорено: 8 человек к смертной казни, 2 к ссылке в разные места, в том числе Иногам-ходжа в Иркутскую губернию, 15 в арестантские роты на два года и 2 на полугода, остальные оправданы. Этот приговор значительно смягчен начальником края: смертная казнь заменена каторгой на разные сроки, Иногам-ходже ссылка заменена арестантскими ротами на четыре года, и некоторым другим уменьшено наказание. Так кончилась одна из печальных страниц в истории города Ташкента.

Теперь возвратимся к холерной эпидемии, которая до половины июля усиливалась, а затем стала ослабевать и в конце августа совершенно прекратилась. По официальным данным, за все время эпидемии:

	Заболело	Умерло	Выздровело
в русской части	417	217	200
в туземной части	1462	1440	22
Всего	1879	1657	222

Из приведенных сведений ясно видно, что сарты заявляли полиции только о безнадежно больных или о смертных случаях, иначе ничем нельзя объяснить такой малый процент выздоравливающих в туземной части города.

В 1904 году холера в Ташкенте существовала с 8 ноября до 31 декабря. Заболело 68, умерло 36 человек.

В 1907 году ожидалось появление холеры в Ташкенте, почему городским самоуправлением на улучшение санитарного состояния города израсходовано 676 руб. 10 коп.

Холерная эпидемия 1908 года началась 14 августа и прекратилась в конце ноября. Первые заболевания появились в привокзальном районе. В эту эпидемию городское самоуправление в первый раз принимало меры более или менее соответствующие современным научным требованиям в русской части города, а на туземную часть почти никакого внимания не обращалось под тем предлогом, что туземцы из религиозного предубеждения против мер дезинфекции и изоляции скрывали своих больных. Городская управа в своем отчете о холерной эпидемии этого года говорит, что ей о развитии эпидемии в Старом городе почти ничего не известно, по доходившим слухам смертность и заболеваемость там были довольно значительны, и только. Всех случаев заболевания зарегистрировано 347 (в августе 46, сентябре 255, октябре 44 и ноябре 2). Пользовалось больничным лечением 255, из них 135 умерло, что составляет 52,9%. Вне больницы умерло 37 человек. Холерой заболевали преимущественно рабочие, и притом главным образом мужчины. Смертность среди мужчин также была выше на 10%, чем у женщин. О каждом заболевании давалось знать санитарному врачу, который сам ехал на место и посылал экипаж с санитарами. Санитары были снабжены двумя сменами халатов, глубокими галошами и необходимыми дезинфекционными средствами для обмывания рук и для дезинфекции экипажей, в которых приходилось возить холерных больных. Дезинфекция производилась в большинстве случаев под личным наблюдением санитарного врача одним из фельдшеров, находившихся в его распоряжении. По мере развития эпидемии городской управой был приглашен второй санитарный врач и, кроме того, в туземной части города, по настоянию администрации, были привлечены для борьбы с холерою оспенники, на которых, по предварительном их обучении, было возложено производство дезинфекции. Дезинфекция в большинстве случаев производилась смешанная: закрытые помещения дезинфицировались формалином, полы заливались сулемным раствором, карболовой кислотой и известковым молоком. Для дезинфекции отхожих мест и помойных ям применялись мыльно-карболовый раствор и известковое молоко. Обращалось внимание и на вещи, бывшие в соприкосновении с больными; их отвозили в больницу, где дезинфицировались паром.

Больные холерою первоначально помешались в городской больнице, а 14 сентября были переведены в здание Зимнего театра, приспособленное для этой цели, а подозреваемые находились при больнице. При мужской амбулатории в туземной части города было устроено холерное отделение на 5 кроватей. Врачей по холере работало 5, фельдшеров 4, сестер милосердия 5, служителей и служанок 17. Во всех случаях извержения больных подвергались бактериологическому исследованию, и соответственно результатам исследования размещались в том или другом отделении. Лечение было общепринятое: горячие ванны, клизмы, подкожные вспрыскивания камфоры и кофеина, внутрь давались возбуждения (чай, кофе, коньяк, шампанское), широко применялись подкожные вливания физиологического раствора и, наконец, симптоматические (противорвотные и противопоносные) и укрепляющие средства.

Расход по холере 1908 г. выразился в сумме 17230 р. 46 копеек.

В 1909 году городом израсходовано по мероприятиям в ожидании появления холеры 7088 руб. 61 коп.

Холерная эпидемия 1910 года началась 12 июля, последнее заболевание было 4 ноября и последний больной выписан из холерной больницы 9 декабря. Всех больных было 68, умерло 35. Больных сартов всего было зарегистрировано 3, из них 2 умерло. Мероприятия против холеры и способы лечения практиковались те же, что и в 1908 году. Израсходовано городом на борьбу с холерой этого года 13285 руб. 10 коп.


Того же автора:
• Особенности приобретения российского гражданства на Оренбургской пограничной линии (Тургайская область. Исторический очерк).

---

Еще один текст:

Г. П. Федоров. Моя служба в Туркестанском крае (1870—1910 года) //
Исторический вестник, 1913, № 9—12.

1892 год омрачился для Ташкента очень грустным событием. В самый разгар летнего зноя появилась холерная эпидемия. Лучшую почву для развития холеры, как Ташкент, трудно себе представить. Туземцы, населяющие Ташкент, в числе около двухсот тысяч душ, живут в невообразимой грязи и в самых антисанитарных условиях. Они не имеют представления о самых элементарных требованиях чистоты и гигиены. Я не боюсь впасть в преувеличение, если скажу, что знаменитые Авгиевы конюшни олицетворены в Ташкенте в самых ярких красках. Дом сарта представляет собою отвратительную грязную саклю, без печей, без окон, еле сбитую из комков глины и покрытую плоскою крышей, смазанной той же глиной с рубленой соломой. Конечно, богатые сарты живут лучше, но едва ли чище, а вся огромная масса населения живет в этих ужасных конурах. Дворы представляют собою нечто ужасное. Навоз и человеческие отбросы гниют во дворах. Улицы и проулки во время дождей представляют собою непроходимые болота, а летом, в зной, буквально душат ужасной пылью. Пищу туземцев летом составляют главнейшим образом дыни и прочие фрукты и ячменные лепешки. Все это поедается в огромном количестве и запивается отвратительной водой из уличных каналов, проходящих по зараженной всякими отбросами почве. Можете судить, какую обильную жатву нашла себе холера в этой огромной, смрадной клоаке. Чтобы оздоровить Ташкент, нужно затратить миллионы, но и тут самые благие намерения разобьются о косность и неряшливость неразвитого туземного населения.

Холера появилась как раз в очень неблагоприятное время, т. е. в самый жаркий период и в то время, когда поспели дыни. Эпидемия приняла угрожающие размеры. Начальником Ташкента был в это время полковник П-в, честный, умный и энергичный человек. Роль его в борьбе с эпидемией, конечно, сводилась к нулю, и ему пришлось направить все заботы к рекомендуемым наукой мерам предупреждения развития холеры. Но меры эти очень ограничены и даже ничтожны наряду с классическою грязью города. Было, между прочим, сделано распоряжение о том, чтобы покойников засыпали известью. Этим распоряжением воспользовались некоторые фанатики-мусульмане и стали волновать чернь, проповедуя в мечетях, что правоверный мусульманин, похороненный не по магометанскому обряду, никогда не попадет в рай Магомета. Чернь, как и всюду, жадная ко всяким уличным демонстрациям, заволновалась. В толпах послышались угрозы по адресу полковника П-ва, и вот однажды рано утром из туземного города двинулась в русскую часть города огромная толпа рвани, предводительствуемая несколькими агитаторами. Не предполагая ничего угрожающего, все мы с любопытством смотрели на эту толпу, шумливо, но без беспорядков двигавшуюся по улицам по направлению к дому начальника города, по адресу которого из толпы раздавались угрозы. На Соборной улице толпа встретила самого полковника П-ва, ехавшего верхом в свою канцелярию. Толпа его окружила, но он заявил, что разговаривать на улице с толпой он не будет, а приглашает всех в канцелярию. Толпа послушалась и двинулась обратно, имея во главе начальника города. У ворот канцелярии П-в слез с коня, но тут внезапно на него набросилось несколько оборванцев. С него сорвали шашку и нанесли несколько ударов, а затем бросились в канцелярию, перебили стекла и чернильницы, изорвали дела и вообще учинили полный разгром.

Всех в Ташкенте поразило это нападение. Полковника П-ва все, как русские, так и туземцы, искренно любили и уважали. Это был безукоризненно честный человек, энергичный и справедливый градоначальник и очень полезный городской голова (в Ташкенте должности градоначальника и головы могут быть по закону соединены в одном лице). Буйство толпы и насилие над П-вым следует приписать нескольким фанатикам-мусульманам, которые воспользовались холерой, чтобы подбить на буйство толпу грязных уличных оборванцев.

Барона Вревского в это время в Ташкенте не было; он жил на даче в Чимгане (горная местность в девяноста верстах от Ташкента). Губернатор Гродеков, живший в пригородной даче, узнав о беспорядках, немедленно по тревоге вызвал из лагеря войска и, сам став во главе их, двинулся к туземной части города. Но еще до прибытия войск писаря штаба, жившие недалеко от канцелярии начальника города, разобрали забор и с дрекольем двинулись против бунтовщиков. Говорят, что писаря избили очень многих. Толпа с угрожающими криками двинулась в туземный город, где, благодаря кривым и узким улицам, движение и маневрирование войск должно быть чрезвычайно затруднительно. Тем не менее Гродеков быстро направил войска вслед за толпой. Раздались залпы, и все моментально затихло.

Между тем русское население, особенно женское, испытывало панический страх. И действительно, при малочисленности русских, двухсоттысячное нафанатизированное население могло в любую ночь перерезать всех нас, как цыплят. Барону Вревскому дали знать по телеграфу, и он приехал на другой день утром. Собрав всех начальствующих лиц и выслушав все донесения, он очень спокойно высказал, что распоряжения Гродекова он одобряет, что главные виновные в беспорядках будут преданы военному суду. Что же касается паники русского населения, то он заявил нам, что решительно отказывается понять ее, признает ее малодушием, не имеющим никакого основания. «Я убежден, — сказал он, — что беспорядки больше не возобновятся, и ручаюсь за безопасность русского населения, о чем прошу вас, господа, объявить повсеместно».

Затем, раскланявшись с нами, он сел в коляску и… уехал обратно в Чимган.

Такая уверенность и такое хладнокровие во время всеобщего страха, а главное, отъезд из мятежного города на дачу, как-то сразу подействовало успокоительно на всех. Паника прекратилась, и, действительно, беспорядки не возобновлялись. Барон же, как ни в чем не бывало, прожил установленный срок в Чимгане и вернулся в успокоенный Ташкент.


Распознанный текст: vladislavvolkov.
Другие отрывки:
• Случай на границе;
• Начало эмансипации;
• Кауфман и Черняев;
• Кошмарное дело об ограблении у офицера казенных денег;
• Эффективный администратор.

---

Еще об эпидемии 1892 года:
Туркестанский край: И. И. Гейер. По русским селениям Сырдарьинской области;
Оренбургская губерния: В. Л. Кигн (Дедлов). Переселенцы и новые места. Путевые заметки.

Материалы о Ташкенте:
• Е. П. Ковалевский. Зюльма, или женщина на Востоке;
• А. К. Гейнс. Дневник 1866 год. Путешествие в Туркестан [+ фотографии из «Туркестанского альбома»];
• П. И. Пашино. Туркестанский край в 1866 году;
• Н. Н. Каразин. На далеких окраинах;
• Н. И. Уралов. На верблюдах. Воспоминания из жизни в Средней Азии;
• Н. С. Лыкошин. Воры и воровство в г. Ташкенте;
• Автобиография кокандского поэта Закирджана Фирката;
• Н. А. Варенцов. Слышанное. Виденное. Передуманное. Пережитое;
• П. В. Путилов. Из путевых этнографических наблюдений совместной жизни сарт и русских;
• Фотографии Поля Надара: Туркестанская выставка 1890 года;
• Фотографии Поля Надара: Туземный город;
• А. А. Кауфман. По новым местам;
• В. Н. Гартевельд. Среди сыпучих песков и отрубленных голов.