rus_turk

В числе бывших независимых ханств, вошедших теперь в состав Восточной Бухары, находилось Кулябское бекство, игравшее, без сомнения, в доисторические времена восточного мира немаловажную роль в культурно-экономическом росте этого заброшенного уголка света.

Враждебно настроенные соседи, междоусобные брани, нашествия иноплеменников и климатические условия, — все это было непреодолимым препятствием и тормазом умственного и матерьяльного развития жителей, до сих пор остающихся на положении грубых варваров в общественной и политической жизни, несмотря на все веяния времени и благодетельные условия соседства с культурной и дружественной нацией.

Как ни прискорбно, но нужно сознаться, что Бухара долго еще будет влачить свое жалкое существование во тьме невежества, пока не произойдет коренная ломка восточного абсолютизма, основанного на безграничном страхе пред палкой всесильного бека и на слепой вере в предопределение.

Изустные рассказы и предание относят существование Куляба, как отдельного ханства, чуть ли не к первым стадиям формирования жизненных условий на земле, и мусульманские историки и ученые так же спорят о том, что Ноев ковчег остановился на вершине Варджучских гор, как семь городов Греции спорят о рождении в одном из них Гомера.

Название «Куль-об» на наречии фарси значит «озерная вода», и согласно тем же преданиям, записанным якобы в какой-то книге, долина рр. Кызыл-су и Ях-су была затоплена водами р. Пянджа, отчего тут образовалось громадное скопление воды — обширное плёсо, в виде озера, давшее повод к названию всей окрестности.

Правителей страны аборигены края выводят из тьмы веков, и в то время как одни стоят за начало линии «ша» (хан, правитель) от полководцев Александра Македонского, другие принимают за родоначальника независимых ша — одного из полководцев Железного Хромца, Тимурленга.

<…>

Все правители передавали власть из рода в род, и за право престолонаследия часто происходили междоусобия и распри. Из трех братьев, живших в Кулябском бекстве в 30-х годах, один Сары-хан правил Кулябом, а другой был призван в Дарваз в 50-х годах, но за жестокость был убит там. Сары-хан правил Кулябом 35 лет и ознаменовал года своего правления рядом войн с Бухарой и Афганистаном. Характера был крутого и даже жестокого, как всякий из восточных деспотов. Бухарцы давно воевали с непокорными горцами, и такая провинция, как Гиссар, часто переходила из рук в руки; когда же русские войска, шаг за шагом занимая Туркестан, взяли Самарканд и дошли до Китаба, то корыстолюбивые замыслы двинули Музафар-хана Бухарского на восток за новыми землями и богатствами жителей. Без особенных усилий взят был Гиссар, Каратегин, Бальджуан; Куляб и Дарваз оказали большее сопротивление, благодаря удаленности места, тяжелым топографическим условиям и упорной борьбе свободолюбивых жителей, среди которых узбеки рода лакай считают себя и до сего дня свободными от бухарского гнета, а бухарцы считают лакаев своими непримиримыми врагами.

Все перечисленные независимые ханства, после упорных битв у крепостей, ознаменовавшихся беспощадным избиением женщин и детей, разрушением городов, оросительных канав и даже главных грандиозных каналов, с уничтожением которых надолго замирает всякая жизнь, — были покорены один за другим. Утвердившись в Гиссаре, бухарцы готовились нанести последний решительный удар волновавшимся горцам, когда представился casus belli: Куляб и Дарваз восстали и деятельно приглашали прочих соседей по несчастию присоединиться к ним, чтобы общими и дружными усилиями выгнать бесцеремонного покровителя, не способного не только управлять другими, но не пригодного даже к самоуправлению в своих владениях.

Само собою разумеется, как ни плохо было организовано бухарское войско, но оно все же являлось внушительной силой в сравнении с нестройными толпами пахарей, и восстание было подавлено с жестокостью, присущею восточному миру. Победитель Гиссара, начальник всей артиллерии Худай-Назар-датхо [датхо — генерал-майор], потом — аталык [аталык (отец народа) — высшей чин, упраздненный], обрушился на несчастные бекства и окончательно привел народ в повиновение, истребив более половины и разогнав ¼ населения. Правитель Дарваза Серадж-Эддин-хан был уведен в плен, а кулябский ша Сары-хан с массой приверженцев бежал в Афганистан, где до последних дней его не покидала надежда на возвращение в родной край. Кончились дни самоуправления в 1876—8 гг., и независимые ханства вошли в состав бухарских владений, под общим названием бекств. Трудно сказать, выиграло или проиграло население от перемены правителей, ибо в общем форма его осталась неизмененной — та же деспотия; нужно полагать, что и при той и другой системе жилось несладко, — насилие, произвол имели столько же прав гражданства, как и прежде; лишь отчасти, быть может, стало лучше в том смысле, что прежде на сильное притеснение можно было жаловаться Единому Создателю, а теперь на ставленников беков — эмиру, чем покоренные и воспользовались на первых же порах. Обычные здесь народные черты, можно сказать, национальные, — шпионство, сплетни и клевета — были пущены в ход против победителя Дарваза и Куляба, и он первый из беков сложил голову от клыча у ног кровожадного Музафар-хана, искупив своей кровью весь ужас нашествия.

Междоусобия, нападения внешних врагов, отсутствие вооруженных сил и крепостей, где бы жители могли безопасно укрыться и переждать военную грозу, — все это вынуждало население искать приюта в теснинах гор, в скалах и катакомбах. В сокровенных местах, где-нибудь в глухом овраге, в отвесных обрывах, искусственно делались обширные подземные ходы, вроде древних катакомб. Сюда-то при случае жители прятали жен, детей и имущество; забирались в подземелья или по веревкам в корзинах, или по ступеням в земле, маскировали входы и подступы к ним от нескромного взора и оставались там до ухода врагов.

В Кулябском бекстве, около одного кишлака (Бадампту), расположенного у выхода большого глинистого оврага, с высокими, до 100 саж., отвесными стенами, имеются такие катакомбы, или подземный город, как их называют в Афганистане, где такие города не редкость. Главное место оврага с подземельем скрыто от наблюдателя, и только с восточной стороны бросаются в глаза желтоватые отвесные стены и темные входы в коридоры. На высоте 70 саж. от дна оврага и саж. на 10—15 от верха обрыва имеются 3 громадных правильно вырубленных входных отверстия, расположенных недалеко одно от другого. Пожилые старики не помнят случая, чтобы кто-нибудь отважился проникнуть внутрь подземелья; таинственное место облечено мрачными, хитросплетенными баснями о чудовищах, о страшных змеях, которые якобы сторожат богатые клады. Репутация страшного места по давности времени настолько упрочилась, что за деньги туземцы не пошли выбивать ступени ко входу и тем лишили меня возможности пробраться в пещеры и осмотреть их.

Я немного уклонился в сторону от исторического обзора края, но сведения эти так скудны, так несложны, что их можно передать в немногих словах, простым перечислением кой-каких фактов и имен.

Со времени бегства «ша» Сары-хана, истребления жителей и разрушения крепостей [следы старых крепостей видны до сих пор, а именно: Хальвой, близ кишл. Пай-тух, на р. Куляб-дарье; Малауди и Заз-камар на р. Ях-су; Тосс-кала на р. Кызыл-су; Аймак-кала на остр. Урта-туйгай; Куна-Биш-кала], разбросанных по долине рр. Кызыл-су и Ях-су, беком был назначен Садык-ходжа. Садык-ходжа пробыл недолго, и был назначен Абдуррахман-ходжа-судур, бывший затем Дарвазским беком после смерти Худай-Назар-датхо.

До 1905 г. в продолжение 28 лет в Кулябском бекстве перебывало 19 беков, редкий из них пробыл в Кулябе 2 года, большая часть из них жила от лета до лета и перекочевывала в другие города, — все это станет понятным, когда в последующем описании мы ознакомимся с бухарскими порядками управления и их несложным административным строем. В среднем на каждого бека приходится по 1½ года. Никто из них не оставил в народе по себе доброй памяти, никто из них не прибавил в бекстве чего-либо из построек, не улучшил дорог, — все находится в таком виде, в каком досталось от независимых правителей. Единственная каменная постройка — мечеть в г. Кулябе — служит памятью о Сары-хане, и этот единственный плод его заботливости вызван вернее какими-либо религиозными соображениями, ввиду множества великих прегрешений против жизни, собственности и чести своего народа. Из прочих беков, ставленников эмира, один только и памятен народу тем, что, приехав в Куляб, объелся дыни и в приступе желудочных колик (малярия) умер, пробыв живым в городе всего неделю. Он не успел проявить своих административных способностей, не успел никого оштрафовать, и за то народная молва чтит его память. Имя этого счастливца Абдусатор-бек.

Все беки поименно, в хронологическом порядке, от Сары-хана назывались так:

1) Садык-ходжа;

2) Абдурахман-ходжа-судур;

3) Мир-Асад-бек;

4) Абдул-Керим-Шатыр;

5) Назар-бек;

6) И-бадулла-бий;

7) Ибрагим-датхо;

8) Алмост-бек;

9) Аби-Керим-бек;

10) Кору-бек;

11) Абдусатор-бек (однонедельный);

12) Шалмон-бек;

13) Пир-Назар-бек;

14) Рамон-Куль-бек;

15) Махмат-Мирад-бек;

16) Мирзо-Рахматулла-датхо;

17) Абда-Гафиз-бек;

18) Мулла-Азод-бек;

19) Аулие-Куль-датхо.

Кулябское бекство соприкасается на севере и с.-западе с Бальджуанским бекством, на западе с Курган-Тюбинским, на юге и юго-востоке по р. Пянджу с Афганистаном, а на с.-востоке с горной страной Дарвазом: бекство лежит между 37°20' и 38°30' с. широты и между 39°—40° в. долготы от Пулкова. По большей части весь район ограничивается естественно, и лишь на незначительном протяжении — 30 в. из общей длины ее в 450 в. — граница проходит по условной линии.

Площадь, занимаемая Кулябским бекством, равна 4750 кв. верст. Средняя абсолютная высота, выведенная из 100 равномерно взятых высот, — 4317 фт. (616,7 саж.) над уровнем моря.

Общий характер местности горный: вся площадь изрезана в различных направлениях частыми разветвлениями Дарвазского хребта, а именно Варджучского его отрога. На западе бекства горы со спокойными, мягкими склонами, с наивысшими точками в 3220—4116 ф., вполне годными для хлебопашества и бахчей; чем дальше на восток, тем хребтики и отроги становятся выше, от 6.090 ф. до 6.790 ф.; переходят в узкие гребни с крутыми склонами, глинистыми обрывами с осыпями щебня, — это с запада, а с востока и эти горы все пригодны для земледелия, и на далекое расстояние, куда хватает глаз, всюду видны запашки туземцев. Еще дальше горы все повышаются; хребет высотою 8.750 ф. и наивысшая точка его 9.415 ф.; наконец, самый восточный хребет — вечно белый, снежный массив Варджуч с пиками Куги-фруш, Куги-нор, Сиа-куч в 15 и более тысяч футов.

Выделяются несколько остроконечных, заметных по высоте вершин: Санг-об 8.500 ф., Каутак 8.100, Санги-зар 8.075, Помдара 8.540, Кызыл-булак 8.540, Кафтар-моль 8.890, и самая высокая из всех вершин бекства Тур-Хазрет-Имам-Аскари 9.415; на эту гору ездят женщины из далеких уголков Восточной Бухары на поклонение чтимому святому, по имени которого названа вершина, и там на горе, по распространенному суеверию, чают получить исцеление от бесплодия.

<…>

В с.-западном углу бекства, за долиной р. Ях-су видно возвышенное плато Ходжа-Сартис с соляными залежами; возвышенность обрывается к долине кручами до ста сажен высоты.

Вблизи соляной горы и ломок наблюдаются воронкообразные провалы, как поросшие травой, так и просто ямы, точно колодцы; на дне старых воронок пашня или бахча. Ямы эти конической формы, иногда громадных размеров, расположены очень часто. Явление одинаковое с тем, что наблюдается на соляной же горе Ходжа-Мумын. Подобные провалы не редкость там, где есть залежи ангидрида, гипса и соли.

<…>

Аму-дарья ограничивает бекство на протяжении 230 верст, как указано выше; пробивая себе путь с вершин Памира, река лежит в недоступных скалистых берегах, лишь в пределах бекства имея небольшие участки прибрежной долины у кишл. Анджироу и до Хирмонджай. Далее, омывая горы Кушваристан-тау, Аму-дарья опять входит в теснины, и лишь от кишл. Бах разбивается на несколько рукавов в так называемой Чубекской долине, которая сливается дальше с долиной р. Кызыл-су. Низины, затопляемые водой Аму-дарьи, заняты рисовыми полями и непроходимыми зарослями камыша, т. наз. «тугаями», которые кишат птицей, зверем и комаром. Тропическая жара, малярия и… комары, три бича населения, они отравляют здесь человеку существование; с первым — еще можно мириться и привыкнуть, но последние своего рода египетские казни. Разбившись на рукава и протоки, река образует цепь больших и малых островов, постоянных и временных — песчаных, которые с половодьем размываются капризной рекой, чтобы появиться на новом месте. Постоянные острова поросли талом, джидой, камышом, чием (цилиндрический, плотный и весьма тонкий камыш), высокой травой в виде осоки, растущей большими пучками «куга».

Два самых больших острова Урта-тугай и Даркот разделены протоком Пяндж-Даркот-дарьей; справа острова Урта-тугай несет свои воды главный рукав — Пяндж, а слева о. Даркот омывается Пяндж-Ауган-дарьей (т. е. Авганский Пяндж). По длине остров занимает 40 верст, а по ширине оба 10 верст; площадь их не менее 400 кв. верст.

О. Урта-тугай весь зарос камышом, лишь ур. Замбык в порослях кустарника; северная часть острова весьма болотиста; население группируется в двух значительных кишлаках — Кара-тюбе и Даркот, да в зимовке Бозтан, остальная площадь всецело во владении кабанов, шакалов и тигров. Остров Даркот, наоборот, больше в порослях и меньше, лишь по берегу Даркот-дарьи, в камышах. От кишл. Биш-капа, через Пяндж существует брод; здесь перебираются в Афганистан торговцы, беглецы и контрабандисты; переправа есть также у Чубека, Богорака, Баха, Пархара (на гупсарах); выше и ниже еще 2—3 брода. Вообще, где река разбилась на рукава, отважный туземец не преминет перебраться через нее даже со скотом, имуществом и семьей, а тем более контрабандисту легко обойти российских пограничников.

<…>

Климат Кулябского бекства мало разнится от туркестанского: такое же знойное лето до 50° Ц. без единого дождя; бесконечные дожди весной и осенью, только с той разницей, что зима бывает продолжительнее, суровее и более снежная, но в общем, если считать, что сухая погода продолжается 8 месяцев, то количество атмосферных осадков, выпадающих в продолжение 4 месяцев, наверно, будет весьма незначительно. В зависимости от высоты положения данного места температура понижается ощутительно, и в то время как в долине рек нечем дышать даже ночью от испарений и выделения скрытой теплоты, в горах днем прохладно, а ночью даже и холодно.

Такие значительные колебания температуры дня и ночи отражаются на здоровье, особенно если не принимать мер предосторожности; в противном случае даже «привычка» к лихорадке не спасет от нее: достаточно днем хорошенько пожариться на солнце, вечером дать возможность обвеять себя ветерку, и можно быть спокойным, что наутро заболеешь.

Во всяком случае, Мумын-абадская равнина, Дашт-и-Тиряй и Дашт-и-Чагам — лучшие места в бекстве в смысле житья летом; урочища эти с полным успехом можно использовать для санатории: умеренная теплота, всегда легкий ветер, свежий воздух и изобилие ключевой воды; туземцы здесь мало болеют малярией, которая убивает жителей долин, живущих в близком соседстве с рисовыми полями. Здесь на горах ширь, простор, сюда стекаются со всех концов бекства кочевники-узбеки с косяками лошадей, стадами овец, из-за мест дерутся насмерть, не щадя живота. Чабаны с баранами забираются даже на хр. Тиряй, где в лощинах сохраняется круглый год снег.

За все лето редко выпадает дождь, чаще соберутся грозовые тучи, сделается темно, как в сумерки, станет еще жарче, прогремит гром; налетевший вихорь поднимет облака пыли, закроет все, как пеленой, и таким пыльным бураном все ограничится. Зато как легко дышится, как блестят яркой зеленью сады, когда разразится гроза и живительный дождь упадет желанным гостем на горячую почву. Жадно всосет земля влагу, повеет прохладный ветерок, и озонированный воздух сам просится в грудь.

Зимой сообщение прерывается, пока нужда не заставит жителей вступить в борьбу с природой. Помимо того, что дороги плохи и летом, зимой они заносятся настолько снегом, как напр. на возвышенностях, что всадник едет в снежном коридоре. Толпы туземцев человек в 300 верхами и гуськом пробивают тропу от кишлака до кишлака, — таким способом часто пользуются жители русских пограничных постов для своих деловых сношений.

В числе атмосферных явлений Куляба нужно отметить пыльные туманы. В Афганистане свирепствуют сухие и горячие ветры «гармы»; они поднимают в воздух тончайшую пыль, которая заносится в соседние страны и области, иногда на сотни верст. Гармы с туманами обычное явление на Кушке, в Термезе и Кулябе, т. е. линия их распространения до 1000 верст; молочно-белый покров застилает горы шаг за шагом, видно, как его стена наступает, окутывает и, наверно, уходит дальше, так как в такой туман трудно различить предметы на 150 саж. Иногда туман надвигается медленно, иногда очень быстро, степень густоты его тоже различна, в зависимости, очевидно, от силы ветра и его подъемной работы; уловить время появления тумана нет возможности; он без предвестников, нет и периодичности — иногда туман бывает неделю, иногда стоит несколько часов.

Солнце светит настолько тускло и бледно, что на него смотришь и только можешь предполагать, что оно должно находиться в этом месте небосклона; жара удушающая, ветер обжигает тело, точно горячим паром, губы трескаются и болят глаза; последнее происходит, я думаю, от пыли и неестественного освещения.

Климат в общем нездоровый. Испарения и зловония из долин заносятся на возвышенности. Прибавьте к этому антисанитарные условия жизни туземцев, их ультрасквозняковые постройки и дворы — Авгиевы конюшни — прекрасное поле для развития всяких бацилл и болезней разнообразных свойств. Лихорадки весьма часто проявляются в острой форме: приступ колик, рвота, и человек задыхается, наступает смерть от удушья в обморочном состоянии; случай сам по себе пустяшный, но туземцы совершенно не могут оказать помощь заболевшему.

По своему мировоззрению они исключительно полагаются на волю Аллаха; болезнь для них испытание, которое отчасти сулит успокоение: выздоровел, значит, «Бог грехам терпит», а умер, — есть надежда попасть в рай и пользоваться ласками гурий, о которых так много и заманчиво написано Магометом.

Между туземцами особенно распространена болезнь кожи — парши на голове, которая иногда представляет собою сплошную гноевую болячку или коросту.

Флора Кулябского бекства сравнительно богатая, — здесь произрастают как дикорастущие травы, злаки и деревья, так и культивируемые человеком; растительность долин разнится от растительности гор.

В долинах рек непроходимой стеной стоит камыш, густая осока перепутала все его стебли, там и сям группами расположился тонкий «чий», близ рисовых полей и по окраинам кишлаков растут дикий укроп, морковь, всюду сочный молочайник и белый донник; на сухих лужайках — маргаритка, одуванчик, лопухи, полынь, крапива; аромат мяты наполняет воздух, ядовитая белена и дурман, скромно опустив венчики, прячутся в тени заборов; болиголов, как тропический лес, заполняет пустыри, по мочажинам стелятся желтые ковры лютиков-курослепов.

Кишлаки все утопают в садах, где величественный чинар чередуется с карагачем, плакучей ивой, а из купы деревьев, как минарет, тянется к небу стройный тополь.

В бекстве произрастают все фрукты, лишь не пришлось встретить винных ягод, хотя есть кишлак Анджир [анжир — винная ягода], что дает повод предположению о их произрастании в данной местности.

Туземцы большие любители цветов, а потому почти в каждом доме найдется цветник с незамысловатыми экземплярами.

В огородах и на бахчах (последние обыкновенно расположены по склонам) успешно разводятся корнеплоды и зелень, как то: чеснок, лук, помидоры, картофель, красный перец, табак, морковь, без которой немыслим порядочный плов, мак, редька, свекла, реже хлопчатник, конопля, лен, тыква, дыни, арбузы, огурцы, кукуруза, бобы; многое привилось с легкой руки русских культуртрегеров.

На полях произрастают все злаки, в искусственном болоте — рис, продукт, заменяющий туземцу и мясо, и хлеб.

По горам травы мало, да она скоро и выгорает; деревьев и кустарников нет, за исключением гор Кушваристан-тау и ур. по р. Оби-Ниоб.

Сары-Чашминская долина на протяжении 6 верст вся утопает в фруктовых садах, по склонам гор богарные (неполивные) поля.

Пшеница растет по таким кручам, что наш крестьянин развел бы руками; действительно, нужно героическое усилие и большой труд, чтобы посеять там хлеб. Сжатый хлеб свозят с гор на салазках быками; работа, благодаря крутизне, подвигается страшно медленно.

Сбор хлеба достаточен для прокормления населения, даже, как говорят, остается излишек (?); клеверу запасается тоже порядочно, ибо 1000 снопов стоят всего 13 рублей, в то время как в Ташкенте 50 рублей [Эти цены уже устарели, относясь, как и все описанное, к 1905 г. — Ред.].

В последнее время в бекстве появилась саранча и поела хлеб по горам, оставив лишь лен; в долине она не задержалась, ибо хлеб там был уже снят, а рис защищен водой, и перенеслась в Бальджуанское бекство.

Скоро, очевидно, вся «благородная» Бухара очутится во власти саранчи, прибавится новое несчастие — голод, хотя народ и теперь досыта не ест и лишь не мрет с голоду.

Давно уже пора эмиру принять меры к спасению своей страны и народа и пожертвовать на это святое дело хотя бы те деньги, что он получает на «чанг-басты» [«чанг-басты» значит «топтать пыль»: когда эмир собирается путешествовать, а он, как известно, дома не сидит, то все 23 бекства посылают ему на дорогу от избытков своих 2—5 тысяч руб.; таким образом набирается тысяч шестьдесят].

Так как мои познания в ботанике более чем скромны, то я отсылаю читателя к сочинению г. Липского «Горная Бухара», 1893 г., ч. III, стр. 588.

Ввиду того, что в бекстве нет лесов в полном смысле этого слова, а есть лишь рощи, исключительно насаженные человеком, то на зиму все запасаются «кураем» — всякой сорной травой, растущей по пустыням, в долине и по бесплодным оврагам; для этой же цели режут камыш, а женщины занимаются выделкой из навоза «кизяка». В небольшом количестве привозят сухостой, сучья и обожженный уголь для «сандали» [своеобразный камин, попросту углубление в полу, где зимой тлеет уголь].

Из диких животных в камышах водятся в небольшом количестве шакалы, волки, кабаны, на островах р. Пянджа камышевая рысь и олени; в порослях кустарников — зайцы; в горах — лисицы, барсуки, дикобразы и гиены. Из пянджских тугаев, говорят, заходят тигры и барсы. Джейрань — горные козы (робкое животное), любящие безлюдные места, в бекстве не водятся, так как оно густо заселено.

Из птиц в горах, кроме хищных и певчих, водится: куропатка, серая — очень мало, небольшая серая, т. наз. «чили» и каменная «кеклик». Как на птицу, так и на зверя туземцы охотятся, и жестоко, но пороху стараются не тратить, а ставят исключительно капканы и силки; крупного зверя не бьют, чувствуя отвращение к одним (кабан) и боясь других (тигр), между тем как вред, приносимый одними кабанами рисовым полям, весьма ощутителен. С началом периода осенних дождей, особенно при первом снеге, болота, реки и озера бекства покрываются тучами плавающей дичи. Еще немного раньше появляются первые вестники охотничьего сезона — перепела. Всем известно пристрастие туземцев к этой птичке, столь смирной и забитой на вид, но драчливой в обществе соперников (самцы). Таких драчунов носят и почтенные старцы, и безусая молодежь в рукавах халатов и за пазухой; часто и везде устраивают перепелиные бои на большие ставки, нередко оценивая и бойцов в круглую сумму. Другие держат перепелов в клетках и не наслушаются, когда вечерней порой с десяток птичек начинают поочередно отбивать «поть-полоть». С прилетом перепела, на поля высыпает и стар и млад; накрывшись халатом, бродят по траве, прислушиваясь к бою. Подняв полы халата над головой обеими руками в виде зонта, тихо подкрадываясь к очумелому перепелу, охотник быстро бросается на землю и прикрывает халатом намеченное место. Ловят также «матрапом» (сак на длинной палке) из-под дрессированной собаки, и замечательно удачно. Зажиточные туземцы особенно любят охоту на перепелов с ястребом, верхами, а с соколами на уток и на фазанов. В громадных тугаях, точно в благоустроенном питомнике, расплодилось много этой красивой золотистой птицы, но бесчисленные и кровожадные враги истребляют ее нещадно круглый год, и, наверно, не долго мы будем любоваться красавцем фазаном. Хищные птицы всех пород охотятся на него и утром и вечером; в камыше, где он спасается от преследования воздушного врага, его сторожат цепкие когти зверя, а под осень является новый враг, — режут и жгут камыш, оголяют болота, и человек бьет его из усовершенствованного, скорострельного ружья и допотопного «мултука», ловит тенетами, бьет палками из-под загона верховых; кажется, все силы соединились на истребление фазана, и кто страшнее, нетрудно сказать. Туземец-охотник изучил нравы простоватой и любопытной птицы, он изобретает способы и приемы, чтобы привлечь внимание птицы и убить ее.

Зимой голод убивает фазана, весной собирают яйца; одним словом, травля со всех сторон и всякими средствами доведет до того, что фазан станет не только в Туркестане, но и в Бухаре зоологической редкостью, так же, как тур на Кавказе, бизон в Америке и т. п.

Бухарец не бьет птицу влет, не стреляет и в одиночку; он прикармливает фазанов на определенном месте зерном, поблизости строит из травы шалаш и поутру бьет в кучу из фитильного фальконета самодельной дробью «жеребьем»; много убивает, но много улетает и подранков, которые идут в пищу зверям. Охотятся с холщовым щитом, так же, как северные жители охотятся со щитом на лыжах по зверю. Утешением служит то обстоятельство, что бухарцы не бьют ранних выводков, неоперенных птенцов, а дают им время вырасти и стать самостоятельными особями.

Во время массового пролета дичи в Кулябе появляются: гуси, лебеди, утки всевозможных пород, начиная от гигантской оранжевой «атайки» и кончая крошечным чирком, не больше летучей мыши; гагары и болотные курочки считаются местной дичью. Журавли косяками садятся на вспаханные поля и по предгорьям, тут же бродят неуклюжие дрофы; стрепета, рассекая воздух с резким криком, носятся как угорелые. Серые, черные и белые цапли задумчиво стоят по берегам рек, где птица баба (или пеликан) ловит неосторожную рыбу.

Днем и ночью в долине стоит немолчный шум.

По отзывам охотников из Чубека, богаче дичью нет края, это истинное Эльдорадо, где истосковавшийся спортсмен в один час может отвести душу на целый год. Неистощимый запас ее и приток новых, непуганых отрядов пернатой армии позволяет любителю бить с выбором.

Исключительно бьют гусей и уток крупных пород, которых и копят на целую зиму до нового пролета. Лебедей бьют больше для пуху.

В реках и озерах водится много рыб: сазан (карп), усач, маринка, сом и крупный пескарь; в р. Ях-су в заводях белая, плоская рыбка, не то чебак или плотва, и красноперка. Правильной рыбной ловли не существует за неимением снастей; если рыба и идет в пищу, то как случайная добыча рыболова с саком или страх наводящим крючком самодельной работы кузнецов.

Минеральные богатства бекства незначительны, если не ничтожны, как по количеству видов, так и по качеству. Золото отмывается в верховьях р. Ях-су из песка примитивным способом, — труд, на который способен лишь туземец, так как затрат на эксплоатацию золотых россыпей не производится, а времени осенью очень много; баранья шкура, или кошма и деревянная чашка — вот инструменты, с которыми бухарец идет на отмывку. Золото — в виде пыли или пластинок в миллиметр длиной.

Из залежей г. Ходжа-Сартис добывают каменную соль, чистую и прекрасного качества. За добычу соли взимается пошлина в размере 15 коп. с ишака. Соль выламывается длинными до 12 верш. штыками, 3-гранными призмами, и в таком виде поступает в продажу.

Из горы Ходжа-Мумын — ломка соли не производится, так как она слишком загрязнена примесями, но мне думается, что эта соль могла бы иметь лечебное значение.

В большом употреблении местная известь. Вот и все, что имеется из минеральных богатств в Кулябе.

Относительно насекомых только тех и могу перечислить, которые особенно часто попадались дома и в поле: скорпионы, фаланги, тарантулы, сколопендры и миллионы сороконожек. В кишлаках, под осень, наблюдалось массовое появление цикад. Невыносимый лязгающий и сверлящий шум изводит своим постоянным и однообразным звуком. И, наконец, мароккская кобылка.

За все время пребывания в бекстве змей совсем не приходилось видеть, быть может, это и случайность.

В разное время года панорама окружающей местности не одинакова. Ранней весной и в начале лета всюду зелень, ласкающая взор; долина не заболочена, камыши еле-еле поднялись. Даже супесчаные горы одеты ковром мягкой травы; в это время все выглядит по-праздничному нарядно.

Воды в реках очень много, даже на переправах-бродах, в иных местах лошади плывут; бешено мчится вода, мутно-красная, и бурлит она, как в котле, и производит оглушающий грохот.

В конце лета, не говоря уже про осень, горы выгорают; курай и перекати-поле катятся в долины, где скапливаются, то кучами, то широкими и длинными грядами, и тем как бы облегчают работу бедному люду, собирающему даровое топливо на зиму; болота поросли густой щетиной толстого камыша, по которому с трудом продирается кабан, человек же, забравшийся в его дебри, попадает в тиски мучений: камыш сжимает, осока путает ноги и режет руки, духота удушает, а комары немилосердно пьют кровь.

В реках воды не видно, даже не узнаешь, точно ли это река, а не безобидный ручей. С того времени, как воды реки займут естественное положение, Кулябское бекство можно без дорог изъездить вдоль и поперек, без вьюка, конечно, за исключением гор: Тиряя, Кушваристан-тау, обрывов и каменистых ущелий.

Туземцы по своим нуждам ездят всюду, тропы у них проложены по долинам и по хребтам, наискось и как попало. Где бы лошадь ни прошла, везде увидишь тропу.

В большинстве случаев вьючные пути не поправляются и не разрабатываются, а остается в первобытном состоянии; летом они еще сносны, но в осень и зиму это уже не пути сообщения, а средства разобщения кишлаков. Где почва благоприятная, как напр. супесчаная по Кчи-Тиряю, там дороги и тропы более исправны, где суглинистая (на ур. Ходжа-Сартис) — там хуже, а по лессовой или болотистой почве царит феноменальная распутица. В болоте бухарцы пробуют делать гати, но так скверно, что их стараются объезжать, ибо лошади вязнут по брюхо в гниющем камыше, а сучья калечат ноги.

В тех местах, где почва каменистая или где обнажаются твердые горные породы, там сообщение тоже затруднительно; иногда дорога идет то по откосу, то по карнизу, не таким страшным, как в Дарвазе, но все же представляющим некоторое неудобство в гололедицу. Во избежание же несчастий карнизы предпочитают проходить пешком.

Большая часть горного пространства бекства по высоте незначительна, горы не так страшны, подъемы и спуски — не круты, поэтому даже и теперь по некоторым дорогам можно передвигаться в экипаже; если же заняться приведением в порядок существующих вьючных путей и разработкой новых, то по бекству смело можно всюду устроить хорошие дороги и распространить сеть таковых же на южные бекства, находящиеся в одинаковых топографических условиях, а это весьма важно не только для целей военных, но промышленных, коммерческих и пр.

В настоящее время торговые пути, дороги между постами пограничной стражи не только вполне удовлетворительны, но ежегодно ремонтируются, что уже можно отнести к прогрессу сообразительности плохих хозяев страны.

<…>

ПРОДОЛЖЕНИЕ