Е. Абдуллаев: Туркестан в русской литературе

Сегодня мы беседуем с Евгением Абдуллаевым (Ташкент), поэтом, писателем, критиком, историком–антиковедом и обсуждаем его рассказ «Совращенцы», только что вышедший в журнале «Знамя» (2011, № 9).

Русский журнал: Тема колонизации азиатских окраин Империи почти не становилась темой литературных произведений, хотя во взаимопроникновении европейской и среднеазиатской культур можно увидеть ключи и к некоторым социокультурным процессам уже советского времени. С чем связано такое умолчание о единственном для России крупном колониальном освоении?

Евгений Абдуллаев: Ну, если бы оно было единственным… Был еще Крым; был, конечно же, Кавказ. Они, похоже, и оттянули основные литературные ресурсы. И какие: Пушкин, Лермонтов, Толстой… Тут совпал период «колониального освоения» с романтизмом; романтизм вообще чувствителен к экзотике, к «берегу дальнему». Даже кавказские повести Толстого еще светятся романтизмом, хотя и остывавшим… С азиатскими окраинами все было сложнее; когда русские войска брали Ташкент и подчиняли Бухарское ханство, романтизм уже отпылал. А реализму с его умением открывать новые миры в самом ближайшем и обыденном, в «борще с мухами», эти экзотические окраины были ни к чему. Толстой, понятно, уже туда не поехал. Вронского отправил, как в тридевятое царство. И в советское время Туркестан оставался литературно неосвоенным. Не считая туркменских вещей Платонова и «Узбекистанских импрессий» Кржижановского; но это — двадцатые годы, а потом? Поэты — лучшие — тоже, как и прежде, летели стаями на Кавказ. Грузия Пастернака, Армения Мандельштама. А что у Мандельштама про Среднюю Азию — где он, кстати, и не был? «Однажды из далекого кишлака/ Пришел дехканин в кооператив,/ Чтобы купить себе презерватив…» Ну и вот. […]