rus_turk

Замешанный по делу Петрашевского, вместе с другими, в том числе и с Ф. М. Достоевским, к смертной казни был приговорен и Алексей Николаевич Плещеев. По конфирмации он был помилован и сослан на военную службу в рядовые 25-го декабря 1849 года в Уральск. В 1852 году отсюда он был переведен рядовым же в Оренбург ( ...Collapse ) В начале 1854 г. ( ...Collapse ) Плещеев со «степной» отправился в бывшее кокандское укрепление Ак-Мечеть, переименованное в «форт Перовский». ( ...Collapse ) Письма Плещеева из Ак-Мечети за 1854—1856 гг. дают яркую картину жизни русской колонии на границе наших владений, лицом к лицу с кочующими и воюющими инородцами. Эта картина имеет и общее историческое и бытовое, и специальное значение в истории политической ссылки. Много раз описывались различные места окраин и Сибири, бывавшие местами ссылки, но Ак-Мечеть — несомненно, одно из своеобразнейших ссылочных мест.

Что же такое Ак-Мечеть, переименованная в ф. Перовский, и связанная с ней укрепленная Сырдарьинская линия?

Она являлась заменой бывшей Оренбургской укрепленной линии. По мере нашего движения вглубь Средней Азии мы переносили и линии укреплений, выставляли отдельные форпосты, имея намерение в будущем сомкнуть их с линией, идущей из Сибири. Это намерение в 60-х годах привело, как известно, к завоеванию Туркестана, Ташкента, и позднее — большей части Хивинского, Бухарского и всего Кокандского ханств. ( ...Collapse )


Ак-Мечеть. Вид бреши после взрыва мины и штурма 28 июля 1853 года

В военном отношении ф. Перовский никуда не годился, а он был одним из самых больших во всей линии укреплений. Правда, нашими противниками являлись разбойничьи шайки туркмен, киргиз, да нестройные, плохо вооруженные скопища кокандцев — противники, не страшные для любого регулярного войска. А как жилось в этой бывшей кокандской крепости, об этом узнаем из следующего огромного письма Плещеева.

( ...Collapse ) Вы спрашиваете, как переносили время недостатка в провианте? — Весьма спокойно. Офицеры не чувствовали этого недостатка — у всех был запас выписанных из Оренбурга припасов, а солдаты, хлебая теплую воду с мясом, отшучивались и желали, чтобы коканцы пришли поскорей да принесли с собой опять побольше провианту. Тогда, говорят, халатов понавезли, а теперь крупы привезут. Дух у здешнего батальона чудный, Виктор Дезидерьевич, и, право, напрасно говорят, что они распущены. Буйство их состоит в том, что они не дадут какому-нибудь прапорщику или даже пьяному капитану понапрасну над ними тешиться, т. е. бить и драть тех из них, которые имеют кресты и нашивки… так ведь это и высшее начальство не дозволяет. А какие у них офицеры-то были в прошлом году! Ведь эти господа публично друг друга по роже хлестали, в грязи пьяные валялись, воровали друг у друга деньги; ведь это позор был! Какое же имеет право требовать повиновения и уважения к себе офицер, подающий сам пример всякой гадости. Слава Богу, этих офицеров теперь нет, ( ...Collapse )

( ЧитатьCollapse ) В должности муфтия я оставался до взятия Чимкента русскими в 1280 г. хиджры (1864 г.). Я знал свой шариат, жил и рассуждал так же, как и все мусульманские ученые. Я думал, что таким образом пройдет вся моя жизнь; но вот, по воле Божией, пришли русские войска и взяли наш город. Тогда в городе было до 10 тысяч войска и 43 пушки; при войске находился главнокомандующий Мирза-Ахмад, и мы мало опасались угрожавшего нам нападения со стороны небольшого русского отряда, тем более что в ожидании нападения русских городская стена была возобновлена и окружена глубоким и широким рвом, а артиллерией заведывали два опытные афганца. ( ДальшеCollapse )


Ташкент. Медресе Кокельташ, построенное Барак-ханом.

( ...Collapse ) я стал жить в своем доме и продолжал отправлять обязанности муфтия. Так прожил я года три, думая и чувствуя по-прежнему. Хотя Ташкент был взят уже русскими в 1865 г., но нас не оставляла еще надежда на помощь бухарского амира, в силу которого мы сильно верили. Мы думали, что если Музаффар-хан напишет только письмо русскому генералу, то он тотчас же оставит нашу страну и удалится с своим войском. Но надежда наша не сбылась: русские остались в Ташкенте. Несмотря на это, у меня не было еще сознания необходимости сближаться с русскими, хотя я видел постоянно русских в Чимкенте. Тогда отдельного русского квартала в Чимкенте еще не было, и потому русские офицеры и солдаты жили на квартирах у сартов; но мы мало интересовались ими и мало знали о них. Сведения мои о русских ограничивались только рассказами других сартов, что русские не едят лошадиного мяса, а едят свинину; что вместо нашей бузы они употребляют свой особый напиток; что они любят больше всего пельмени и что во время принятия пищи употребляют какие-то страшные железные крючки, называемые вилками… Но вот наконец я случайно познакомился с одним офицером из русского войска, мусульманином, артиллеристом Еникеевым, и с того времени мои мысли о русских начали постепенно изменяться. ( ...Collapse ) он рассказывал мне о жизни русских и о разных других народах, а также сообщал мне разные научные сведения. Сначала рассказы его смущали меня, а потом мало-помалу я начал соглашаться с ним, что жить в отчужденности от русского народа нельзя. Я успокоился, когда подумал, что сам Бог послал русских завоевать наш край, потому что все в мире делается по Божию определению. ( Читать дальше. +11 фотоCollapse )

( ЧитатьCollapse ) всадник на вид не уступал коню, стройный, с правильным выразительным лицом, с радостью удачного набега во взгляде быстрых черных глаз, и в платье, не портившем его наружности, а щеголевато скроенном по росту и стану, что у киргизов и коканцев величайшая редкость: только на Дащане и видел. Подтянутый шелковым поясом, коричневый из тонкого сукна халат не был засален, а только в пыли, хотя и поношенный; даже видневшаяся из-под него рубашка почти чистая!!

И откуда взялась такая опрятность у киргиза?!

Я представлял печальный контраст с этим красивым наездником и ехал едва держась на седле от усталости, весь покрытый запекшейся кровью с пылью: и лицо, и платье, и шляпа. Но я чувствовал только усталость, а не стыд быть трофеем разбойника; мои раны, из которых кровь еще сочилась, хотя и не капала уже на дорогу, объясняли и оправдывали плен. ( ДальшеCollapse )

( ...Collapse ) к нам двум присоединилась еще спутница, жена Дащана, красивая молодая женщина и, судя по взглядам и ужимкам, кокетка порядочная. Она была бела и румяна, с черными быстрыми глазами, правильными чертами и европейским окладом лица; на ее костюм я не обратил особенного внимания; кажется, женский общекиргизский, т. е. халат и шаровары, как у мужчин, и только на голове женский убор, белый платок, намотанный в виде высокого цилиндра. Волос однако она не прятала, как вообще делают киргизки, и они выказывались из–под головного убора, черные, густые, шелковистые, старательно причесанные. Несмотря на неизящность киргизского женского наряда, видно было, что эта женщина занимается своей наружностью. Верхом ехала очень ловко, но по–мужски, как все киргизки, то рядом с нами, то пускалась вперед и потом опять поджидала. Подъезжала более ко мне, заговаривала, по–киргизски, с немногими русскими словами; помню, что она мне сказывала, что у них весело, женщин много, особенно в Туркестане, что женщины хороши (джаксы), при чем она кивала головой и лукаво улыбалась, придавая этим двусмысленное выражение похвале своих землячек, а ехавший с нами старик хмурился. ( ДальшеCollapse )

( ...Collapse ) Сегодня же пытались мы проникнуть в здешний музей. Нам говорили, что ничего интересного в нем нет, но мы упорствовали: и в путеводителе он числится, и на вывеске значится, надо его, следовательно, посмотреть. В здании музея нам, однако, сообщили, что коллекции и чучела съедены молью и уничтожены, сельскохозяйственный отдел передан гренажной станции, и остался лишь минералогический отдел. — «Ну, покажите нам минералогический, — приставали мы, — уж он-то, наверное, молью не съеден». — «А минералогический, — возразили нам, — закрыт, впредь до распоряжения начальства». Какого начальства, да и есть ли оно вообще у этого печального заведения, нам объяснить не могли.

С сайта музея: Ранее именуемый Музеем Ташкента, он был создан в 1876 году по инициативе передовых русских ученых, являющихся членами Туркестанского отделения Московского общества любителей природоведения, антропологии и этнографии. С момента создания музей в различные времена несколько раз то закрывался, то открывался заново. До Великой Октябрьской революции музей, как и другие научно-просветительские организации Туркестана, не поддерживался царским правительством. Он был создан и совершенствовался на протяжении нескольких лет за счет благотворительных взносов отдельных лиц. ( ...Collapse ) Музей, именуемый в то время Народным музеем Туркестана, в феврале 1919 года был переселен в «Белый дом» — резиденцию генерала-губернатора. В 1921 году музей был передан в ведение Комитета по делам музеев, охраны памятников старины, искусства и природы и переименован в Главный музей Средней Азии.